Виктор Шамиров под крышей Театра имени Моссовета
Режиссеры бывают разные. Кто-то просто и традиционно ставит спектакль. Кто-то, надсаживая грудь, зарабатывает себе громкое имя. Кто-то просто рубит деньги. Виктор Шамиров с недавних пор озабочен сведением счетов с театром как таковым. Выученик Марка Захарова, которого, кстати, учитель считает весьма одаренным, с традициями и никогда-то не был на дружеской ноге. Имя в свое время себе создал и определенный срок числился в «надеждах» отечественной сцены. После парочки громких провалов в стационаре («Маскарад» в Театре имени Станиславского) и антрепризе («Трактирщица» в агентстве «Независимый театральный проект») вызвал на себя огонь критической агрессии и был припечатан гневным газетным окриком: «Виктор Шамиров, вон из театра!» Приказу, конечно, не последовал и продолжал лепить крепкие кассовые постановки («Ночь для дам», «Белоснежка»). Вряд ли даже обиделся, но театр решил «разъять, как труп». Либо вывернуть наизнанку и явить публике это неприглядное нутро — тоже достаточно агрессивно и саркастично, направляя в то же время луч сарказма и на себя, возможно, не слишком любимого. Равно как и на всех прочих, причастных к сценическому действу, включая публику.Первым шагом стал вызывающий «Сирано», безумно смешно демонстрирующий замусоренную антрепризную кухню. Теперь же, рискованно допущенный под крышу благопристойного Театра имени Моссовета, Шамиров выдал следующую порцию разоблачений в спектакле «Бог» по пьесе Вуди Аллена, еще одного ироничного возмутителя спокойствия. Говорят, его творчество Шамиров любит безмерно. Но почтения не испытывает, предпочитая «соавторство», где спонтанно-импровизационно рождается залихватский новый текст, оценить изыски, намеки и прочие прелести которого способен только зритель, находящийся «в материале». Шамировской небезынтересной биографии, конечно. Вполне допустимо, что любой случайный человек вылетит из зала как пробка из бутылки, от души плюнув на сцену. Вполне допустимо также, что с этой сцены скоро вылетит сам Шамиров со товарищи (среди которых на сей раз Гоша Куценко, Валерий Яременко, Александр Яцко и другие). Провокационный посыл весьма ощутим: а долго ли вы все это намерены терпеть, господа хорошие?
Спектакль называется «Бог». Но Виктор Шамиров — явный театральный безбожник. Или, наоборот, искатель нового сценического Творца. Пока же мы с любопытством наблюдаем полное обезбоживание театрального организма. Откуда следует начинать поиски? Ясное дело, с истоков, то есть с античных времен. Парочка отвязных бритоголовых крепышей, драматург (сам Шамиров) и актер (Гоша Куценко), обряженных в какие-то хитоны и хламиды (костюмы Андрея Климова), восседают за низеньким столиком, уставленным глиняными амфорами, чашами и блюдами (сценография Алексея Кондратьева), и обсуждают перспективы будущего представления. Автор-режиссер (как и положено в античной традиции) гнусаво-безынтонационно лепит что-то донельзя банальное о «безусловной правде жизни», «миссии театра» и «призвании актера». Актер же, то и дело возбуждаясь и вскакивая, тут же топит высокие материи в полном дерьме прозы жизни. Публика закатывается безудержным хохотом, прекрасно понимая, что речь идет не о каких-то там абстрактных персонажах, а непосредственно о Гоше и Викторе.
Догадливых зрителей тут же подключают к действию, поскольку остаток веры содержит всего лишь один компонент: театр — игра. Вопросы, поцелуи, объятия, чаши с вином и т.п. Впрочем, среди публики сидят «подставы», в нужное время с разбега впрыгивающие в спектакль. Шамиров меж тем продолжает монотонно озвучивать безумные идеи «идеального» спектакля: продолжительность не менее шести часов, полное молчание или часовой актерский монолог, финальное взаправдашнее самоубийство героя, за что тот войдет в историю, а режиссер получит звание лауреата какого-нибудь фестиваля.
В разгар дискуссии в соответствии с древнегреческим приемом «бог из машины» является странный меланхолический персонаж, и впрямь именующий себя Богом (Александр Яцко). Нелепый творец отважно признает как собственное несовершенство, так и явные «недоделки» у прочих творений. Словно подслушав режиссера, минут пятнадцать прилежно декламирует державинскую оду «Бог», после чего с протянутой рукой идет в зал, клянча на новые «проекты». Выцыганив пару «десяток», неспешно удаляется. Впору и впрямь сделать себе харакири от безысходности, но тут объявляется антракт, сдобренный винными подношениями.
А после антракта, собственно, и выдается полуфабрикат «древнегреческого домашнего спектакля» (так Шамировым обозначен жанр всего действа). Актер — Куценко вживается в образ раба Артритиса (прочие имена не менее говорящие — Гепатитис, Простатус и т.д.), который нипочем не желает обретать свободу. «Русская народная» баба (Нина Коновалова), обернувшись античным Хором, вещает с колосников гекзаметром нечто судьбоносное. Но упертый Артритис мычит свое, переиначенное: «Мы - рабы, рабы — мы». И бродит Царь — Яцко, держа за волосы чью-то отрубленную голову. И звучит полнейшая текстовая абракадабра. И апофеозом брошена со значением хрестоматийная фразочка: «Любите ли вы театр?»
А и впрямь, любит ли театр Виктор Шамиров? Или ненавидит? Попробуй угадай. Но его провокационные экзерсисы между тем выполнены талантливо, профессионально и странным образом не вызывают раздражения в отличие от многих грамотных действ, идущих хоть на этой, хоть на Большой сцене Театра имени Моссовета. Быть может, отчасти это «театр для себя», где выясняются отношения между «собой» и «сценой». Похоже, Шамирову хочется играючи разрушить все до основанья. А затем? А затем, вероятно, смоделировать новое, бросить сведение счетов и заняться собственно творчеством, к чему у него есть все основания. Творчеством простым, чистым и виртуозным, которое продемонстрировал некий реальный гончар, в постскриптуме к действу на наших глазах создавший из необработанной глины новую и правильную греческую амфору. И поставил клеймо: Бог. Актеры же пока смогли прилепить к ней не очень совершенные ручки.
