Театр имени Моссовета показал премьеру «Вишневого сада». Режиссер Леонид Хейфец ставил чеховскую пьесу не в первый раз, но и для очередного обращения к ней приберег несколько новых ходов.
По отношению к «Вишневому саду», переставленному уже, кажется, вдоль и поперек на все возможные лады, театральная публика делится на две части. Одна согласна идти на хрестоматийную пьесу только в том случае, если режиссер предложит что-нибудь радикальное, пусть даже хулиганское и по отношению к классику непочтительное. Другая настроена более миролюбиво: она всегда готова в сто первый раз выслушать чеховский текст и благодарно откликнуться на свежие оттенки знакомых реплик или неожиданные мимолетные детали. Характеры так или иначе решены, взаимоотношения построены, актеры играют осмысленно — и на том спасибо. А успех классических спектаклей определяется возможностью сравнить их с другими «Садами».Именно для таких терпеливых любителей классики поставил спектакль традиционалист Леонид Хейфец. Никакого поворота в истории пьесы режиссер намечать и не собирался, он сделал добротный спектакль, в котором есть что запомнить.
Вот, например, в финале спектакля Фирс (Борис Иванов) не умирает по обыкновению, а принимается за привычное дело — подметает веником рассыпавшуюся вишню. Такого количества ненужной нынешним и будущим хозяевам дома сушеной вишни на сцене тоже ранее видеть не приходилось: подкрашенный керамзит собран в огромные, приваленные к стенам мешки. Лакей Яша (Виктор Гордеев) перед возвращением в Париж зло пнет ногой эту ностальгическую свалку, воскликнет «Вив ля Франс!» и перекрестится. Девушка Аня (Ирина Максимкина), отходя в первом акте ко сну, прощается с соседями за руку — сказывается передовое парижское воспитание. А Раневская, в третьем акте пережившая известие о потере сада, под звуки еврейского оркестра утанцовывает за кулисы с характерным жестом — большие пальцы зацеплены за лацканы воображаемой жилетки. Навсегда уезжая из обреченного на снос родного дома, она выламывает из пола дощечку на память. Ольга Остроумова обаятельно играет так и не офранцузившуюся русскую женщину. Она, Евгений Стеблов в роли Гаева, Алексей Шмаринов (Трофимов) да Александр Пашутин (Епиходов) образуют компанию главных актерских удач этого «Вишневого сада». Ведь без хороших актеров и оригинальные детали останутся невидными.
Впрочем, нельзя сказать, что Леонид Хейфец совсем уж разменялся на мелочи для театральных гурманов. Он высказался и по ключевым для трактовки этой пьесы вопросам. Их обычно задают несколько — что есть сад? что есть дом? что такое звук лопнувшей струны? Так вот, никакого лирического сада в проевропейски строгих (и отдаленно напоминающих павильон в «Вишневом саде» Петера Штайна) декорациях Владимира Арефьера нет. Горюют о вишневых деревьях не как о живых, обреченных на смерть, а как о давно оплаканных покойниках. Да и сам дом выглядит изрядно заброшенным, обстановки почти нет, высокие стены замазаны грязно-серыми разводами, а вместо крыши дырой зияет чернота. Посему никакой трагедии разорения семейного гнезда на глазах у зрителей не свершается — все уже произошло до начала спектакля. Что же касается звука лопнувшей струны, то тут он развернут в целую музыкальную фразу с угрожающим громом в конце. На других московских сценах струна таким инфернальным образом не рвется. Кем или чем издается звук — непонятно. Но так оно в настоящем «Вишневом саде» и должно быть: не зря же именно в этой чеховской ремарке целый век пытаются расслышать поступь рока.
