На сцене «Под крышей» Театра им. Моссовета Нина Чусова выпустила спектакль «Крошка Цахес». Она сочла его смелым политическим высказыванием. Выслушав и рассмотрев это высказывание, можно успокоить российскую власть: со стороны отечественного театра ей в ближайшее время явно ничего не угрожает.

У детей, как известно, скверный вкус. Особенно у девочек. Придешь с ними, скажем, в обувной магазин, они обязательно норовят купить какую-нибудь розовую гадость с желтым бантом посредине.

Театральный вкус Нины Чусовой — это вкус девочки, которую привели в магазин и предложили выбирать то, что ей нравится. Вот она и навыбирала. Все такое яркое, праздничное, с мишурой, с огоньками, с рюшами да воланами. Нарядное, в общем.

Нам все время делают красиво, а иногда делают смешно, ибо чувство юмора в отличие от чувства меры Чусовой все же не окончательно утрачено. Хороша, например, фея (Ольга Мугрычева), нарядом своим напоминающая воздушную гимнастку (в ее отлитом из стали бюстгальтере есть эдакий футуристический задор), а стилистикой речей — экстрасенса, дающего объявление в газету: «Приворожу мужа — 100 процентов». Хорошо и смешно сыгран очень талантливым артистом Павлом Деревянко сам Цахес: он уморительно кривит рожи, вдохновенно шепелявит, и он так забавен, что его невозможно счесть отвратительным. Смешно реализованы на сцене мечты матери Цахеса о красивеньком немецком ребеночке (мечту воплощает поющая Шуберта белокурая бестия явно нетрадиционной ориентации). Сама мать, представленная Маргаритой Шубиной эдакой хабалкой со смекалкой и добрым, в сущности, сердцем, временами напоминает актрису эстрады Е. Степаненко. Допустим, это тоже временами смешно. Все остальное в простодушном и аляповатом празднике поп-культуры «Под крышей» вызывает не смех, а грусть. На девочках розовые туфельки с желтыми бантами выглядят трогательно, на взрослых тетях пугающе.

Цирк, мюзик-холл, балаган, эстрадный концерт, передача «Спокойной ночи, малыши!» и плохо рисованные мультфильмы с телеканала Jetix (тут даже целуются как в мультфильмах — сложив губы бантиком) — все эти разнообразные жанры сгодились Чусовой для освоения сюжета знаменитой сказки Гофмана. Меньше всего ей пригодился сам Гофман — говорить о нем в контексте этого развеселого путеводителя по закоулкам масскульта, по меньшей мере, неуместно. Что ей не пригодилось вовсе, так это приемы политического театра, хотя создатели спектакля свято уверены, что именно ими они и воспользовались. Знаете, на кого мы намекаем, рассказав вам сказку о том, как злобный карлик в результате всеобщего помрачения встал у кормила власти!! Да знаем, знаем. Но между театром прямого социального высказывания и первоклассником, передразнивающим деспотичного учителя, все же есть некоторая разница. Ее мы тоже знаем.

Детский утренник может быть плох, а может и хорош. Детский утренник для взрослых, безусловно, плох. Детский утренник, притворяющийся политическим гиньолем, ужасен. Эта крамола в коротких штанишках может впечатлить только человека в коротких штанишках.

Несколько лет назад, когда звезда Нины Чусовой только взошла на нашем небосклоне, чтобы в скором времени безвозвратно закатиться, на страницах театральной прессы пылкие борцы с бездуховной современностью прописали ее по ведомству «черного театра». Что такое этот самый «черный театр», толком не объяснялось, но воображение тут же рисовало источающие дурман цветы зла, имморализм и извращения всякие нехорошие. Господи, думаешь, глядя на очередной опус представителя новой русской режиссуры, какой там имморализм, какая изнанка души. Приписав к «черному театру» чусовские спектакли, к нему придется заодно приписать новогодние елки в ДК чьего-нибудь имени и смехопанорамы, которым завалено наше ТВ. Более того, к нему придется приписать значительную часть российского театрального репертуара. Ибо куда ни плюнь — хоть на последние премьеры Театра Сатиры или Современника, хоть на предпоследние МХТ, хоть на Театр Станиславского, хоть на Театр Маяковского — всюду то и дело видишь размалеванные рожи и слышишь интонации Е. Степаненко. Просто у Нины Чусовой это общее движение нашей театральной мысли доведено до логического финала и снабжено необаятельной инфантильностью.

Если уж обвинять в чем-то нынешнюю российскую власть — так в том, что именно при ней пространство российской культуры заполонила вся эта разлюли-малина, наивно принимаемая согражданами за драматическое искусство. Что не токмо вменяемую оппозицию, но даже удобоваримую фронду в этом пространстве надо теперь искать днем с огнем, а поросшая жирком российская Мельпомена и впавшее в стагнацию российское общество уже не могут отличить театр прямого социального высказывания от плохой новогодней елки.