«Где тут про воскресение Лазаря» в театре «Около дома Станиславского»
«ГДЕ ТУТ ПРО ВОСКРЕСЕНИЕ ЛАЗАРЯ» В ТЕАТРЕ «ОКОЛО ДОМА СТАНИСЛАВСКОГО»«Где тут про воскресение Лазаря?» — наверное, на сегодня самый совершенный спектакль Юрия Погребничко. Наивный и мудрый, забавный и печальный, чистый и прозрачный, словно родниковая вода, и столь же перехватывающий дыхание. Будто встреча с единственной реальностью после бесконечных виртуальных призраков.
В своем ясном и уверенном спокойствии премьера вызывающе чужеродна на фоне свистопляски столь же ажиотажных, сколь дилетантских поделок, накатившей — по горло — на столичный театр. Когда на прославленных подмостках танцует труп; когда новые лидеры солидных стационаров начинают с коммерческих шоу; когда молодые режиссеры, поставив один-два (а то ни одного) профессиональных спектакля, в пространных интервью поучают коллег и публику; когда агрессивный журнализм заменяет критику; когда┘ Да всех «когда» не перечислить — и вот постановка в маленьком театрике с веселым (но главное — обязывающим) названием «ОКОЛО дома Станиславского» возвращает достоинство московской сцене.
Впрочем, слова «спектакль», «постановка», «представление» кажутся грубыми, почти неуместными. Слишком жесткими, чересчур профессиональными. Скорее, подошло бы нечто из станинного словаря, давно заброшенного за архаичностью: «сценическая поэма», «лирический эпос», «песенная симфония»┘
Будто в самом деле переносишься не в прошлый даже (слишком еще близок), но позапрошлый век, о котором напоминают поблекшие фотографии на программке. А всего-то — нарезка фрагментов, подчас в несколько фраз, из канонического «Преступления и наказания» и полузабытой пьесы Володина «С любимыми не расставайтесь» (на портретах авторы глядятся современниками).
Метод, с успехом апробированный еще в «Молитве клоунов», но там в перекличках персонажей вставал мир чеховских пьес; здесь — иное. Кощунственность сплетения знакового русского романа и скромной драмы мнима: они равноправны как два художественных документа, две точки дуги, охватывающих столетие жизни страны, столетие, насыщенное потрясениями. Отсюда причудливый стык сценографии, где рядом с поломанной стильной решеткой — заклеенная объявлениями стена; отсюда театрально-насмешливая униформа, когда изысканные женские платья дополнены ушанками с кокетливыми вуалетками и трогательными букетиками, а на сюртуках мужчин проступают рыжие пятна, зарифмованные с ржавчиной на металле задника. Впечатляющий хронотоп: время действия — века, место — Россия.
Напряженные метания героев Достоевского (ключевая фраза, вынесенная в заглавие спектакля: о чуде, несбыточном в мгновение, но ликующе исполненном в течение обыденности) и земные заботы персонажей Володина (как упрекали когда-то автора в мелкотемье и убогости изображаемых лиц!) — явления одного порядка.
Режиссер мягко, но неукоснительно на том настаивает, чередуя следствие из «Преступления» с судом «Любимых», допросы и признания, где к тому же разные исполнители выступают в одной роли (и подспудный приговор, по слову еще одного классика: «Нет — виновного, все — невинные»). Юридический ритуал как метафора общественного гнета, а кульминациями — внезапные (но поэтической логикой — безусловные) вступления в действо то мужского (в два ряда), то женского (в один), то - апофеоз — смешанного хора.
Хор, в котором поет (да как!) вся труппа, все персонажи, напрочь лишен эстрадности (хотя один взмах руки — и к аккордеону присоединяется оркестр). Лица и фигуры хранят официальную серьезность; однако, глядя на живой «иконостас» (так на внутритеатральном жаргоне именуется выставка актерских лиц, обыкновенно размещенная в фойе), трудно удержаться от смеха и спазма в горле. Противозаконное — и плодоносное — сочетание воздушной акварели с монументальной фреской. Доведенная до виртуозности манера существования на сцене: каждый — не просто образ, но и актер, не просто актер, но личность, не просто личность, но и национальный тип. Запечатленный не только Федором Михайловичем или Александром Моисеевичем, но еще и Антон Палычем, Александром Николаичем, Николаем Василичем, Александром Валентиновичем и, кажется, всеми, чьи произведения появлялись на узкой сцене театра и появятся еще┘ Нация в лицах. Визитная карточка труппы.
Обозрение минувшего вселяет бодрость и уверенность — несмотря на удушливый смог над будущим и укорененность «применительно к подлости» настоящего.
