В Театре имени Моссовета премьера — «8 любящих женщин» Робера Тома. Остроумная комедия о том, что женщина остается женщиной при любых обстоятельствах. Накануне 8 Марта мы разговорились на эту животрепещущую тему с актрисой Евгенией Крюковой.

— В отличие от пьесы, многим известной по экранизации Франсуа Озона, у спектакля финал счастливый. Режиссеру не захотелось никого убивать?

— Финал сложился сам собой. Мы попытались разобраться в психологии героинь, и нам показалось, что «воспитательный эффект» пьесы не в финале, а в самой ее ироничной природе.

— Тома сочинил «8 женщин» в конце 1950-х, когда вопрос об обязанностях мужчины по отношению к женщине имел четкий ответ. Сейчас это предмет жарких дискуссий. Как думаете, удастся ли прийти к компромиссу?

— Кто кому что должен или не должен в отношениях, каждый определяет сам. Люди разные, единственно правильное для всех решение искать бессмысленно. В моем понимании мужчина — это человек, берущий на себя ответственность за близких. Семья — не про то, кто главный и больше зарабатывает, это про уважение и заботу. Матери-природе для чего-то нужно было разделить нас на мужчин и женщин. Родитель № 1 и родитель № 2 — на мой взгляд, жуткая перспектива.

— Ваша дочь Евдокия продолжила семейную традицию. Сложно выходить на сцену в таком родственном тандеме?

— Так получилось, что всего за год у нас с ней накопилось четыре общих спектакля. Первым был «Странник» по пьесе Горького. Мне было за нее страшно, все время хотелось что-то подсказать. С трудом себя останавливала. Нам удалось найти какой-то баланс, чтобы не мешать друг другу. Потом ее взяли в «8 женщин». Я наблюдала, как она репетирует, и радовалась, насколько роль соответствует ее природе. Потом появился «Карлсон», где мы играем маму и дочку. А недавно ее ввели в «Морское путешествие 1933 года». Вот такая насыщенная получилась история. Я, конечно, все равно переживаю на каждом спектакле, но гордости за нее уже больше, чем волнения. 

В спектакле «Карлсон» актриса сыграла один из самых любимых своих образов — Мамы

— Дома театральные проблемы обсуждаете?

— Она живет отдельно, так что в театре видимся чаще, чем вне его. Но когда собираемся вместе, хоть и стараемся профессии не касаться, получается это не всегда.

— Евгений Марчелли, возглавивший Театр имени Моссовета в минувшем сезоне, имеет репутацию экспериментатора и жесткий режиссерский почерк. Какие перемены происходят в театре?

— Он начал жить в другом ритме, и мне это очень интересно. Игорь Яцко поставил для Валентины Илларионовны Талызиной блестящий спектакль «Волки и овцы». Он рассчитан на того зрителя, который всегда приходил к нам в театр. Владислав Боковин поставил «Карлсона». Спектакль самого Евгения Жозефовича «Жестокие игры» сначала посмотрел мой 13-летний сын Миша и был просто в восторге. Когда пошла смотреть я сама, то поняла: Арбузов здесь пересказан на языке сегодняшней молодежи. Как и «Общага-на-крови» Алексея Иванова в режиссерской версии Олеси Невмержицкой. Театр не может стоять на месте. Сейчас на доске висит распределение на шесть премьер. Давно у нас такого не было, чтобы все репетиционные помещения были заняты. Театр задышал, у зрителя появилась возможность увидеть самые разные спектакли одной труппы, выбрать то, что ему по вкусу. Когда меня спрашивают, что происходит в театре, я отвечаю: работаем, вот что происходит. 

— У режиссеров, считающих себя новаторами — и в театре, и в кино, — стало модным показывать жизнь в самых мрачных тонах, вгоняя зрителя в тоску и безысходность. Неужели искусство окончательно перестанет быть человеку опорой в невзгодах?

— Очень надеюсь, что этого не произойдет. Годы войны вызвали к жизни фронтовые бригады, чтобы на передовых поднимать настроение бойцам. Снимали веселые, жизнерадостные фильмы: «Небесный тихоход», «В шесть часов вечера после войны». И это придавало людям сил. У нас в репертуаре был спектакль в духе полной безысходности. Думаю, мы его больше играть не будем, поскольку публика нам показала — идти в театр, чтобы разрушать себя, она не готова. Зрителю нужны жизнеутверждающие, веселые спектакли. И дело не только в том, что смех продлевает жизнь. Тупой смех вряд ли сумеет это сделать. Из театра человек возвращается к своим проблемам, а то и горестям. Ему нужно откуда-то черпать позитивные эмоции, и театр должен быть ему в этом подмогой, а не выбивать почву из-под ног.

— У вас растут дочь и сын. Чему настоящая мама должна непременно научить своих детей?

— Я старалась, чтобы они стали хорошими людьми, передать то, чему меня саму научили в детстве, — полезные навыки, чувство семьи, порядочности. Ограничивала компьютерные игры. И телевизора у нас нет уже лет 15. Зато есть традиция вместе смотреть советскую и европейскую классику. Дочь читала много, у сына с этим сложнее, но «волшебный пинок» ведь никто не отменял. Что будет дальше- не знаю.

Когда мне в первый раз принесли новорожденную дочку, у нее один глаз был открыт, а другой закрыт. Я сначала испугалась — вдруг с ребенком что-то не так. А потом подумала: у меня на руках лежит крошечная личность, и ей почему-то сейчас не хочется открывать второй глаз — ей пока одного достаточно. Она пришла в мир, и я должна стать для нее проводником в эту непонятную пока жизнь. И мы друг другу в помощь: чему-то она учит меня, чему-то — я ее. И это должно начинаться с самой первой минутки.

— Одеваться красиво или удобно — споры на эту тему давно выплеснулись за пределы модной блогосферы. Одно исключает другое?

— Мне так не кажется. Компромисс всегда существует. Пандемия многих превратила в домоседов, мы влезли в удобные спортивные костюмы, первое время наслаждались удобством, однако оно нам постепенно начинает надоедать, так что возврат к тому, что более красиво и менее удобно, — не за горами.

— То, как мы одеты, нередко говорит о нас больше, чем любые слова. Недаром же театральный костюм становится яркой краской в создании образа.

— В театре все как в жизни. Ну почти: Когда снимали «Марьину рощу», я попросила, чтобы мне не шили платье, а нашли старое, ношеное — действие картины происходит в 1945-м, откуда в те времена взяться обновкам? А еще я поняла, насколько важно было для самоощущения, как держатся чулки: есть пояс — они сидят как надо, не сползают; нет денег на эту деталь туалета — приходится фиксировать их резинками, и ты все время переживаешь, не сползли ли. Для образа это изюминка невероятная — уверенность женщины зависит от элементарного чулка!

В «Морском путешествии 1933 года» режиссер Юрий Еремин хотел, чтобы пассажиры всходили на корабль яркими, пестрыми, а сходили с него в германском порту почерневшими, а моя героиня, наоборот, светлела. Она арестантка, у нее только одно платье, и другого взять неоткуда. И мы придумали, что при каждой ее новой встрече с любимым человеком это платье становится на тон светлее. У меня в этом спектакле семь платьев одного фасона — ткани пришлось красить вручную от черного до бледно-голубого. Костюмом мы договариваем то, что невозможно высказать словами…

— Джинсы — футболка — кроссовки — универсальный способ слиться с толпой. Похоже, у женщин пропадает стремление подчеркнуть свою индивидуальность. Как думаете, почему?

— Это сегодня джинсы помогают быть «как все», но вспомните: когда-то это был самый верный способ выделиться. Что касается индивидуальности, то мне кажется, что желание ее подчеркнуть никуда не делось. Просто проявляется избирательно, да и делать это можно не только с помощью одежды.

Какими бы ни были героини Евгении Крюковой, они всегда — мощный магнит. Спектакль «Баден-Баден» не исключение. 

— Оверсайз, нарочито бесформенные силуэты и грубые фактуры нередко называют защитной реакцией женщины на агрессивность окружающего мира. Как думаете, эта мода пришла надолго?

— Мода циклична. Она уходит и возвращается в соответствии с тем, как мы воспринимаем мир, свою жизнь. Я где-то читала, что одеяло должно быть тяжелым: чтобы сон был ровным и спокойным, телу необходимо ощущение, словно его кто-то обнимает. Оверсайз и в самом деле дает некоторое ощущение защищенности, и в выборе пиджака на пару размеров больше вполне можно увидеть неосознанное желание спрятаться в чьих-то надежных объятиях. Но нередко к такому пиджаку хочется надеть узенькие брючки, туфли на каблуках и красивое кольцо или браслет. Ощущение, что ты женщина, если оно есть, никуда не девается. И рано или поздно наступает момент, когда хочется выбраться из кокона оверсайза и надеть маленькое черное платье.

— Наряд как раз к празднику. А как вы относитесь к 8 Марта?

— С изрядной долей иронии! Тех, для кого это важно, мы, конечно же, поздравляем. Но, честно говоря, не понимаю, почему радоваться тому, что ты женщина, нужно всего один день в году?