«Полонез» Сергея Юрского в Театре имени Моссовета
Сергей Юрский продолжает свои абсурдистские опыты. «Полонез» в Театре имени Моссовета — третий спектакль из этого цикла, созданного в соавторстве с невидимым Игорем Вацетисом. До этого были «Провокация» в Школе современной пьесы и «Предбанник» в том же Театре Моссовета. Легендарный драматург Вацетис ни разу не появлялся пред очи театральной и зрительской общественности, ни с кем, кроме Юрского, не работал. Мифологический абсурдист наших дней, таким образом, есть при всех случаях некая игра Сергея Юрьевича, продолжающего высказываться на тему о тотальном отсутствии содержания и предмета высказывания в нашем обществе.«Полонез» — это четыре новеллы, внешне, казалось бы, не связанные друг с другом. Есть маленькая сценка «Версаль», где посетитель ресторана (А. Гришин) и официант (В. Боковин) ведут безнадежный диалог в духе «твоя-моя не понимай». В результате посетитель уходит голодный, а официант обижен. «Прогулка» отчетливо намекает на променады булгаковских Пилата и Иешуа, сопровождавшиеся беседой. Вот только, в отличие от ситуации, в которой находились герои культового романа, здесь и желание прогуляться — просто прихоть, и содержание беседы совершенно… бессодержательно. Олигарх восточного происхождения (М. Шульц) и бедный интеллигент (А. Гришин) не стыкуются ни по каким вразумительным статьям. Интеллигент не прочь бы покушать (но ему так и не дадут), а олигарх хочет душевного понимания (правда, есть ли чего в этой душе понимать?)
Новелла «Трое в пальто» имеет все шансы стать лирической историей про несостоявшуюся любовь и про вечный треугольник. Но шансы заведомо упущены героями, зачем-то приезжающими, куда-то спешащими, почему-то живущими не с теми, с кем хотели бы. Сюжет играется задом наперед, как кино, отматывающееся назад. Следить за тем, как персонаж произносит предыдущие слова позже последующих, интересно. Но по мере сложения движений и реплик в некую линию, понимаешь, что линия-то едва проступает, «грифель» ломается, оставляя на листах этих жизней случайные точки-закорючки. Не оформленные стремления, не прорисованные личности, необязательные траектории действий — абсурд, одним словом.
И тогда начинается «Полонез», где сам Сергей Юрский в роли Исидора — явный протагонист. Но каков! Этот старик первую половину сюжета сидит в кресле к нам спиной, и домочадцы не могут добиться от него ни слова. Постепенно приходит догадка, что герой парализован, бессловесен и вообще в маразме. Ан, когда кресло поворачивается к залу, Исидор оказывается привязан к нему, а во рту торчит кляп. Гости тем временем стекаются в дом (видать, небедный, благодаря каким-то прежним трудам Исидора, и тут на ум приходит чеховский профессор Серебряков, всю жизнь писавший ахинею об искусстве). На что бы, вы думали? На полонез! Периодически в этом, ни с какой стороны не подходящем ни к какой реальной надобности танце чинно выходят представители разных поколений. Танцуют все — и молодежная пара, состоящая из «золотого» юнца (В. Боковин) и сексапильной девицы (А. Гарнова), и местечковая пожилая дама (С. Шершнева) и супруга Исидора (Л. Свитова), минимум вдвое его моложе и гость (М. Шульц), крайне озабоченный диетами, соблюсти которые он решительно не в состоянии.
Верный себе, Юрский (или Вацетис, или некто собирательный, коли уж решено не нарушать игру) расцвечивает диалоги по-настоящему смешными репликами и ситуациями. Ангел-хранитель Исидора (А. Гришин) оказывается неудачником, так и не сумевшим за долгие годы беспорочной службы получить повышение в ангельском чине. И даже собравшись вознестись, сделать этого не может по причине вечно не отремонтированной техники — подвесной крюк натурально заело на полпути. Или вот приходит некто Блюм, жутко опоздавший на «полонезное» мероприятие. Он человек вежливый, поэтому приносит свои извинения. А звучат они так: «Форс-мажорные обстоятельства. Я зашел в интернет-кафе».
Вот эту фразу можно было бы в эпиграф. Юрский играет старика Исидора, с одной стороны, дистанцируясь от него как автор спектакля, а с другой — намеренно вкладывая в реплики этого странного, находящегося вроде бы за гранью реальной действительности и вообще — на пороге — героя собственное неприятие мира, растасканного на слова-знаки, действия-обрывки и мысли-огрызки.
Кляп Исидор, скорее всего, заткнул себе в рот сам. Ибо иногда лучше жевать, чем говорить. Ибо, вынув его, он оказывается в состоянии разговаривать. А развязав руки-ноги, может не только ходить, но даже танцевать. Слушая диалоги молодежи, Исидор бурчит: «И что мелют, что мелют?» А с ангелом-хранителем, между тем, ведет вполне вразумительные и трезвые беседы. Возникает тройная оптика. Старик-маразматик выпал из реальности. Но реальность такова, что выглядит выпавшей из самой себя. Привыкший к работе собственного недюжинного интеллекта и апеллирующий к оставшейся еще горстке себе подобных, художник Сергей Юрский (Вацетиса оставим на его усмотрение) воспроизводит на сцене мир, где слепоглухонемые и обездвиженные мало чем отличаются от говорящих, видящих и ходящих. Правда, делает это с позиции собственного возраста. Но, право, форс-мажор в интернет-кафе — это классно. И сказано вовсе не из неприязни к компьютерным технологиям.
