В Театре имени Моссовета воскресили повесть Нодара Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион»
Пьеса Григория Лордкипанидзе, написанная по мотивам произведения Нодара Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион», обошла когда-то едва ли не все театры Советского Союза. Был снят по ней художественный фильм, а знаменитый спектакль товстоноговского БДТ показывали не раз по телевизору. Так что думаю, зрителям разных поколений знакома история бесшабашного юноши Зурико, окончившего школу в конце войны и поехавшего из далекого грузинского села учиться в Тбилиси, чтобы потом вернуться домой агрономом. Впрочем, этот вполне советский сюжет каким-то счастливым образом и тогда не врезался в сознание, а уж из памяти и вовсе выветрился. Запомнились очаровательные старики, мягкий юмор и атмосфера легкой мудрой печали, лишенной нравоучительной назидательности. Здесь не утверждали моральный кодекс строителя коммунизма, позаимствованный, как известно, из десяти заповедей, а прямо по заповедям и жили. Думаю, популярность пьесы, кроме ее вполне скромных художественных достоинств, еще и этим объяснялась. Галочку ставили в репертуарной строке «советская» (плюс национальная), а фальшивить, себя ломать не приходилось. К слову скажу, как замечательно порой играли в незамысловатых советских сюжетах! Заметьте, с каким удовольствием сейчас смотрят старые фильмы, пропуская мимо глаз и ушей, что речь там идет о «великих» стройках пятилеток, передовых колхозниках или целинниках. Сергея Юрского как-то спросили, чем современные молодые артисты отличаются от актеров его поколения. Он ответил лапидарно: «Нынешние не гримируются». Имеется в виду не только гумоз (хотя и он тоже), но то, что в театре с иронией называют гримом души, или перевоплощением. Типажность, легкая характерность — самонадеянная уверенность в том, что вечно будешь интересен таким, какой есть.Кое-что из вышесказанного имеет прямое отношение к новому спектаклю Театра имени Моссовета, вернувшему на московскую сцену повесть Думбадзе. Попутные ассоциации увлекли больше самой постановки, к сожалению, не захватившей. Режиссера Марину Брусникину всегда интересует разговор о непреходящих ценностях — добре, чести, верной любви, нерушимой дружбе. И хороших людях, хранящих заветы предков и не ведающих, что стихи растут из сора. На сцене нет мусора ни житейского, ни театрального. Все опрятно — планшет покрыт вышитым национальным узором ковром, в углу кованый сундук, отглаженные костюмы… Нам словно говорят, что действие могло происходить в любом месте в любое время. Это, мол, про всех. Вот тут-то закавыка и кроется. Есть разница в том, когда про всех и когда про каждого. И если артисты-мастера Ольга Остроумова, Александр Леньков и Александр Бобровский пытаются сочинить своим старикам индивидуальные черточки, то обильно представленная на сцене молодежь во главе со Станиславом Бондаренко остается бойкой ватагой. Ни тех ни других ничто между собой не связывает. Старость — чудаковатая, молодость — звонкая. И эта звонкость вдруг воскрешает память об умилительном советском бодрячестве. Народа на сцене много, а людей — нет. И тепла человеческих отношений — нет. Только когда поют. Замечательная музыка Александра Маноцкова. И с юмором, и с вечностью в ладу. И никаких «Сулико».
