Андрей Кончаловский превратился в клоуна
Спектакль «Дядя Ваня», поставленный Андреем Кончаловским в Театре имени Моссовета, напоминает иронический комментарий к его одноименному фильму начала 1970-х годов. Фильм по пьесе Антона Чехова был грустной и в чем-то трагичной историей о судьбе отечественной интеллигенции. Та же тема в спектакле трактуется уже не как трагедия, а как фарс.Постановки чеховских пьес, приуроченные к 150-летию со дня рождения писателя, показали, что режиссерам надоели традиционные, классические прочтения его пьес. Каждый из них стремится превратить чеховский спектакль в своеобразные «заметки на полях», высмеивающие хрестоматийные трактовки.
Не стал исключением и кинорежиссер Андрей Кончаловский, не побоявшийся вступить в полемику с самим собой. Его спектакль «Дядя Ваня» временами диаметрально противоположен фильму кинорежиссера по этой же пьесе 40-летней давности. О той картине напоминает разве что Вера Петровна — призрак покойной жены профессора Серебрякова, хрупкая женщина в белом платье, временами возникающая на сцене. Все остальное сделано с точностью до наоборот.
Герои картины задыхались в душном деревенском доме. Пространство спектакля как будто распахнуто всем ветрам. Кончаловский, сам сочинивший сценографию постановки, не ограничивает ее стенами и не приземляет бытовыми деталями. Дом заменила квадратная площадка, чуть приподнятая над театральной сценой. Интерьер обозначен несколькими необходимыми предметами, в перерывах между сценами монтировщики переставляют их практически на глазах у зрителей. Во время спектакля актеры сидят вокруг площадки на лавках, как хоккеисты на скамейках запасных, и ждут своей очереди, чтобы вступить в игру.
Иннокентий Смоктуновский, игравший дядю Ваню в фильме, мог и впрямь стать Шопенгауэром. Театральный дядя Ваня (Павел Деревянко) способен превратиться разве что в двойника профессора Серебрякова (Александр Филиппенко). Эксцентричный профессор выглядит не научным светилом, а скорее преуспевающим театральным комиком. Так и ждешь, что он выдаст какую-нибудь репризу или разразится эстрадным монологом. Даже грея в тазу разбитые подагрой ноги, профессор откалывает фортели, рассчитанные на то, чтобы сорвать аплодисменты.
Профессор и дядя Ваня, виртуозно сыгранный Деревянко, выглядят как два клоуна. Причем последний из них — клоун-неудачник. Герой Деревянко кажется младшим братом Сони (Юлия Высоцкая), которая на самом деле приходится ему племянницей. Смешной недотепа надевает яркий галстук, мечтая поразить Елену Андреевну (Наталия Вдовина), и тут же пачкает его вареньем. Дядя Ваня делает одну глупость за другой, чаще всего появляется некстати и страдает от собственного несовершенства. И хотя претензии этого героя чаще всего вызывают смех, нелепого дядю Ваню иногда очень жалко.
Смешная и очень трогательная Соня Юлии Высоцкой тоже чем-то похожа на клоунессу. Актриса не боится быть некрасивой, играя свою героиню неуклюжей, скованной и абсолютно не женственной. Зрители не увидят даже красивых волос, о которых сказано у автора. Они спрятаны под платок, открывая чуть оттопыренные уши. Этой Соне никогда не увидеть «неба в алмазах». В финальном монологе она сдергивает со стола скатерть, бьет посуду, крушит все, что попадется под руку.
Превратив героев Чехова в эксцентриков, Кончаловский разрушил плавное течение действия и постепенные переходы от одного эпизода к другому. Резкий и нервный ритм его спектакля меняется, как температура у больного. Одна сцена не всегда стыкуется с другой, усиливая чувство всеобщего оглупления и упадка.
Эту всеобщую болезнь в спектакле осознает только доктор Астров (Александр Домогаров). Он, по версии Кончаловского, вовсе не романтичный герой-любовник, хотя в одной из сцен все же заваливает на диван Елену Андреевну и задирает ей юбку, открывая чулки. Этот Астров, циник и безжалостный диагност, давно догадался, что он сам, люди вокруг, да и все общество скоро погибнут от смертельного недуга. Раньше он мечтал спасти леса. Теперь видит, судя по фотографиям на заднике, что от них остались только редкие, чахлые деревья. И доктор с чисто научным интересом наблюдает, чем закончится эта история.
Похоже, что Кончаловский с ним солидарен. И тоже считает, что надеяться ни чеховским героям, ни нам абсолютно не на что. В финале на заднике возникают фотографии пустоши, на которой, как гнилые зубы, торчат только пни.
