Глядеть на эти черно-белые фотографии, проецируемые на экран за сценой, глядеть на лица того времени, на крестьянские и дворянские костюмы, в то время как на сцене стоит самовар, старое кресло, бутылка водки, и кажется, что листаешь семейный альбом, узнаешь своих родных. Потому что каждый раз, когда смотришь «Дядю Ваню», чувствуешь, будто возвращаешься домой, видишь своих родных, друзей, которые в жизни точно такие же. Это мы крутимся, ездим, смотрим мир, а дядя Ваня и Соня остаются дома и ждут нас, ощущая боль и тщетность усилий. 

В этот раз «Дядю Ваню» представляет Андрей Кончаловский. Режиссер, которого любят за его кино- и театральные работы, часто обращается к Чехову, привнося необычные аспекты в традиционную и привычную трактовку. А в этот раз, кажется, режиссер решил пойти еще дальше — чеховские герои пришли домой к зрителям. «Дядя Ваня» в исполнении актеров Государственного Академического Театра им. Моссовета приехал на гастроли в Италию, а теперь прибыл в театр Гольдони в Венецию, благодаря спонсорской поддержке ГАЗПРОМа, ENI и Министерства Культуры РФ. Это фактически «дипломатическое» взаимодействие, которое, однако, вышло за рамки обычных формальностей, как всегда бывает, когда речь идет о прекрасном мире театра.

Итак, дядя Ваня: мы помним его постаревшим, грузным, бледным от зависти, уставшим, таким уставшим. Но вот мы вновь встречаем его — он в прекрасной форме, молодой, даже красивый, конечно, немного жеманный в своем новом галстуке. В общем, сорокалетний мужчина, которому, несмотря ни на что, удается влюбиться. И он позволяет себе распуститься, вплоть до того, что становится смешным, гротескным, острым на язык, играющим дурачка, всегда жаждущего стоять позади «той самой». Она, Елена, прекрасная Элен, молодая и легкомысленная жена старого профессора, еще соблазнительная, всегда соблазняющая: вокруг нее концентрируется внимание, кружатся люди, бушуют страсти. Но Елена играет, страдает, не понимает.

И потом очаровательный мечтатель Астров, утративший иллюзии и с горечью смотрящий на жизнь. Елена сама дарит ему только малую долю своих чувств. И наконец, юная Соня, потерянная в своей жалкой жизни, в первый раз испытывающая любовь. И вот они, воспоминания о доме, о людях, живущих в нем.

И как приятно тем, кто пишет, увидеть, хотя бы раз, в этом дяде Ване — сорокалетнем человеке, испытавшем столько превратностей судьбы, — настоящего чеховского не-героя, который сегодня говорит с большей откровенностью и ясностью. Он еще больше раскрывается перед нами. В нем присутствует не только страх перед старостью. Напротив. Не может не нравиться это его удивление самим собой, таким маленьким всезнайкой, его стремление быть непременно язвительным и блестящим, но превращающимся в ребенка при первом же упреке. Нравятся его недвусмысленные намеки, которые он с неожиданной смелостью делает женщине, его непонимание того, на встречу чему он стремится, чтобы в конце взорваться, причем буквально.

Кончаловский сделал качественную, классическую постановку, в которой водевильные мотивы заранее предусмотрены и автором, и традицией, и куда он привнес лишь небольшие изменения. В качестве примера можно упомянуть видеоматериалы, которые мы видим после фотографий, и все вместе представляется как бы «быстрой перемоткой» истории, показывая, как изменяется Россия и весь мир за эти два столетия, о которых говорит Астров. Чеховских героев буквально преследует мысль о тех, «которые будут жить после», о «следующих поколениях». Так вот, следующие поколения — это мы: леса уничтожены, озера осушены, животные истреблены, повсюду снуют автомобили, только нищета и нужда не остались неизменными. И именно это хочет показать нам Кончаловский — возможно, с излишним дидактизмом.

Но мы, которые живем после, не изменились. Все стареют: испуганные и влюбленные сорокалетние и профессор-мизантроп Серебряков, играющий в превосходство, поразительно невежественный, эксцентричный и болезненный: старый сатир, ко всему тянущий руки, всё желающий захватить. Мы их знаем, мы узнаем самих себя в этой истории. Но нас продолжают удивлять и волновать нежность признаний Сони и Астрова (неправдоподобное мастерство декламации, удивительная пылкость, свойственная двум выдающимся актерам Юлии Высоцкой и Александру Домогарову); раненое сердце дяди Вани (великолепный Павел Деревянко), даже неистовство Сони в финале. Нас заставляет переживать непреодолимое желание Елены (элегантная Наталия Вдовина), то подавляемое, то вырывающееся наружу, с которым Елена устремляется к Астрову. А в это время над всем и вся царит призрак воспоминания, смутный образ матери Сони, Веры Петровны (Ольга Сухарева): Кончаловский выводит ее на сцену, сопровождая ее появления старым мотивом, который наигрывает далекая скрипка. В маленьком мирке деревенской усадьбы жизнь не меняется, она всегда одна и та же. С горечью, болью, одиночеством, с непреодолимым желанием закричать, как Соня, «мы так счастливы». Звездный состав, сплоченный, который блистает на сцене более двух часов. Пьесу омрачил лишь небольшой инцидент со светом, но даже в темноте, с зажженным в зале светом чеховские герои продолжали жить и страдать вплоть до заключительных оваций венецианской публики.