Когда смотришь спектакль на языке оригинала, всегда боишься что-то упустить. Такое случается часто. Однако бывают случаи, когда внимание отвлекается от того, на чем обычно сосредоточено, и это позволяет насладиться другими деталями, которые обычно почти не замечаешь. Динамика побеждает слова. Смысл фразы передается взглядом.

В пятницу 20 ноября в театре Франко Паренти состоялся предварительный показ мировой премьеры спектакля «Дядя Ваня» в постановке Андрея Кончаловского, одного из крупнейших современных кино- и театральных режиссеров. И именно «Дядя Ваня» тридцать лет назад стал первым успехом режиссера в кино. И сегодня Кончаловский вновь берет в руки текст чеховского шедевра после того, как на протяжении всей своей карьеры он постоянно обращался к творческому наследию писателя, считая его произведения «образцом поэтичности и понимания русской души». Результатом стал спектакль, который сохранил легкость и юмор киноверсии (которая так очаровала Вуди Аллена), но «усилил напряжение в отношениях между героями, показав их с насмешкой, но, не забыв про их тревоги».

Актерский состав представлен известными российскими театральными актерами, среди которых нынешняя, четвертая, супруга Кончаловского — Юлия Высоцкая. И тот, кто, не зная ее, подумал бы о стереотипном образе актрисы, которая выходит замуж за режиссера и ездит по миру, немедленно забыл бы об этом. Потому что возможность видеть Высоцкую, грубоватую и неуклюжую, сгорбившуюся и кривую, низким голосом произносящую мучительные монологи Сони, потрясает и обескураживает.

Кончаловский представляет нам модернизированную версию чеховского «Дяди Вани». Но режиссер модернизировал не текст, которого он придерживается с предельной точностью (по крайней мере, об этом можно судить по итальянским субтитрам!), а скорее подход. На глазах зрителей техники вторгаются на сцену, делая перестановки, ставят и демонтируют декорации, передвигают предметы реквизита, подметают пол, помогают актерам занять места. А в это время за их спиной на экран проецируются фотографии Москвы чеховских времен и современной Москвы с ее уличным движением, создавая эффект попадания в иное пространственно-временное измерение, которое делает пьесу еще более актуальной.

Но прежде всего, это манера произносить реплики, манера актеров держать себя на сцене, фактически проживая слова Чехова со всеми возможными оттенками, которые отнюдь не принадлежат к исключительно серой гамме, как полагают многие. Чехов не рассказывает о героях, он повествует об обычных людях, банальных и несчастных неудачниках. Скучающих. Что вовсе не значит скучных. Случается видеть постановки чеховских пьес, в которых показана скука. На таких спектаклях скучаешь. Кончаловский решил представить на сцене судьбы и чувства, рассказанные без пафоса, без грусти. Страсти в его «Дяде Ване» настолько безразмерны, что выходят за все границы.

Актеры на сцене чувствуют себя настолько комфортно, что можно подумать, будто смотришь спектакль, месяцами обкатывавшийся на сцене, а не предварительный показ мировой премьеры. На сцене постоянно присутствуют все участники — от главных героев до второстепенных, до «хора». Всё их внимание обращено на то, что происходит, они и заставляют всё это происходить на самом деле, в нужный момент, перед нашими глазами. Ничто не кажется механическим. Вот оно, тут всё и происходит. И на сцене по-настоящему веселятся, а потом так же по-настоящему страдают. И публика смеется и плачет вместе с ними.

Так происходит, когда старая няня вбегает на сцену, задыхающаяся и красная. Или когда Астров и Войницкий, пьяные, спотыкаются. А когда кто-то говорит, все слушают. И неважно, что говорится, потому что, поскольку мы не знаем русского, это вполне могут быть и русские анекдоты. Весь вопрос в том, как. Русский язык, в отличие от нашего, лишен интонационного разнообразия и модуляций, и кажется будто его отшлифовали и стерли всё лишне. Он кажется настолько сдержанным, что не существует ни малейшего риска переигрывания. И, пожалуй, это помогает, потому что, не имея возможности опереться на интонацию, с которой произносятся слова, актеры вынуждены сосредотачиваться на динамике речи.

Публика потрясенно аплодирует. На сцене к актерам, под бурные аплодисменты присоединяется Кончаловский. Он улыбается, довольный премьерой. Это спектакль, который помогает чуть больше приблизиться к Чехову, к миру его героев, которые «когда нет настоящей жизни, живут миражами».