Известный актер Михаил Козаков — о кино, поэзии и своих немногочисленных регалиях
Михаил Козаков с возрастом не меняется. Стать, эмоции, традиционная трубка, неподражаемый голос с удивительными интонациями остались прежними. И сразу вспоминаются его прекрасные роли в десятках выдающихся фильмов, замечательные «Покровские ворота», которые он поставил. В Петрозаводске Михаил Козаков дал один концерт, где читал стихи — от Пушкина до Бродского. Накануне выступления мне удалось побеседовать с известным артистом и режиссером.— Вас до обидного мало показывают по телевидению, вы практически не снимаетесь в кино. Чем сейчас заняты?
— Привычным делом. Все время пытаюсь работать. Я ведь играл в разных театрах Москвы: во МХАТе у Ефремова, в «Современнике», в Театре на Малой Бронной у Эфроса. Снимался в кино с молодых лет. Много работал на телевидении, сначала как актер — в телеспектаклях и телефильмах, потом постепенно пришел к режиссуре. Пописывал. Первое время робко — рецензии. Потом стал писать эссе, мемуары. У меня недавно вышел двухтомник. Практически это одна книга, которая писалась всю жизнь.
В кино почти не снимаюсь. Сценариев нет, играть нечего. Какие-нибудь эпизоды, например, папа Гоши Куценко в фильме «Любовь-морковь». Мне 72 года, и, конечно, мало ролей для моего возраста. Поэтому, если и соглашаюсь на эпизод, то только потому, что скучаю без киноплощадки. Наркотик своего рода.
— А театральные роли?
— В последние годы мне повезло сыграть две роли, о которых я мечтал всю жизнь. Это Шейлок в «Венецианском купце» и Король Лир. Я приходил со своей выстраданной концепцией, особенно в случае с Шейлоком. Пока мы не договорились с режиссером, что я хочу играть, не начали репетировать. Долго готовились, играли три сезона. Но, по счастью, я человек рачительный, снял себе телевизионную версию. И была премьера не так давно.
— Но ведь вы продолжаете сами снимать кино?
— Да, 6-серийный фильм об истории русской эмиграции в Париже. Он называется «Очарование зла». Речь идет о тридцатых годах, герои фильма — Марина Цветаева, ее муж Сергей Эфрон, Вера Гучкова, Родзевич. .. 40 ролей в картине. Это художественный фильм, основанный на документах. Снимаются замечательные актеры — Алексей Серебряков, Наталья Вдовина, Олег Шкловский, мой сын Кирилл играет чекиста Кривицкого. Картина куплена каналом «Россия», но уже полтора года лежит на полке. Грустно, но это так.
— И что же остается?
— Чтение стихов. Это то, в чем я волен пока. И хотя поэзию, по словам Бродского, любит один процент людей в мире, благодарю Бога за то, что меня приглашают с концертами. Публика, которая приходит, принимает хорошо. Они знают, на что они идут. Сужу по запискам, какие вопросы задают, как слушают. Современную поэзию не читаю вслух, хотя есть хорошие авторы. Каждый поэт требует вхождения, а я стихи не учу, а «доучиваю».
— Есть ли сегодня актеры, достойные старой гвардии, уровня Смоктуновского, Ульянова, Ефремова, Евстигнеева?
— Дело в том, что актеры зависят от пьесы, от роли и от режиссера. И сегодня есть прекрасные актеры. Например, Сергей Маковецкий или Максим Суханов. Мне очень понравилась картина Эльдара Рязанова об Андерсене «Жизнь без любви». Это как раз тот пример, когда хороший сценарий, хорошие роли, хорошая режиссура. И актеры сыграли прекрасно. Или «Доктор Живаго». С моей точки зрения, там все играют потрясающе. Мне кажется, что в этом фильме у Олега Меньшикова лучшая роль за последние годы.
Поэтому, думаю, у нас хорошие актеры, и они ничем не уступают старикам. Несчастье этого поколения заключается в том, что даже в театре публика не хочет слушать, слышать и думать. Мне Юрский однажды сказал: ты знаешь, в чем наша с тобой драма? Театр литературы закончился. Сегодня видеоклиповое мышление: давай, давай, крути что-нибудь. Что остается? Тогда «Ночной дозор». Все крутится, все вертится, но я сидел у экрана и не понимал даже, что происходит. Я не хочу брюзжать, потому что вижу и хорошее. Есть театр Фоменко, Додина. Райкин замечательно в «Контрабасе» играет. Уверен, что и в провинции это есть.
— А как вы относитесь к «новой драме»?
— Что такое «новая драма»? Это перформанс: и цирк, и настроение, что-то, от чего глаз невозможно оторвать. Вот выходит на сцену Евгений Гришковец, своего рода Жванецкий, берет своей мягкостью, неактерской интонацией. От этого все начинают сходить с ума. Но когда он играет не один, не очень получается.
— В своем фильме «Покровские ворота» вы показываете Москву пятидесятых годов. А какой вы сейчас ее видите?
— Стараюсь не видеть. Пытаюсь быстрее в метро проехать. Это самый удобный вид транспорта. Никаких пробок.
— В метро вам, наверное, покоя не дают?
— Никто внимания не обращает. Я и раньше говорил, что у нас в метро люди особые. Сидят, уткнувшись в книги. Иногда могут поднять глаза, если по голосу меня узнают. И все. Я когда-то хотел даже заключить пари, что проеду в метро с Робертом де Ниро и никто не обратит внимания. Жаль, Роберт тогда не смог приехать в Москву.
— Вы - известный актер, наверное, у вас полно государственных наград, премий?
— Моя грудь чиста перед народом. Недавно отмечали 45-летие картины «Человек-амфибия», мне вручили памятную ленту. Я ее внучке подарил. Но некоторые мои работы были отмечены премиями ТЭФИ: «Играем Шекспира» и «Игра в четыре руки».
