«ТРАВИАТА» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко на музыку Верди
Свершилось! Наконец-то и в опере разделись донага. Случилось это в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где режиссер Александр Титель, художник Владимир Арефьев и дирижер Феликс Коробов поставили «Травиату» Джузеппе Верди.Конечно, наша оперная режиссура делает лишь первые осторожные шаги на пути тотального обнажения: раздели пока танцующих персонажей — не поющих. Но лиха беда начало: глядишь, в следующей премьере — а это будет не что иное как «Евгений Онегин» — любимая героиня опероманов Татьяна Ларина споет, наконец-то, сцену письма, постепенно раздеваясь. Благо есть у кого поучиться стриптизу: Александр Титель пригласил в свою постановку два профессиональных стрип-коллектива — мужской и женский.
Вывести Виолетту Валери в образе современной проститутки — дежурный соблазн режиссуры последних десятилетий. Не поддаться на него так же сложно, как не нарядить иудеев в опере «Набукко» в костюмы евреев из варшавского гетто. Вот ведь вредный этот Верди — вечно он провоцирует режиссеров на легкость в мыслях необыкновенную. Постановка Александра Тителя отработала эту легкость по полной программе. Для режиссера и сценографа не столь важной оказалась тема любви и смерти, сколько атрибутика, погружающая зрителя в атмосферу эротического клуба. Недорогого, кстати говоря, и весьма демократичного. Декорации решены Владимиром Арефьевым именно в этом ключе: тема «Бордель» по версии магазина «ИКЕА». В том смысле, что если бы в «ИКЕА» предлагали покупателям интерьеры борделей, то они могли бы быть именно такими: прозрачными витринами, удобными для самовывоза и сборки и, что главное — доступными по цене. Особенно во время распродажи, с которой, собственно, и начинается действие оперы. “Sale” — гласит реклама, наклеенная на витрины, между которыми не находит места Виолетта в исполнении Хиблы Герзмавы. И становится понятно: наша «Травиата», то есть куртизанка, то есть путана — уж не та. Не в той цене, что раньше.
По ходу дела витрины оживляются: периодически в них вихрем начинают носиться разноцветные бумажки. Степень завихрений зависит от накала страстей. Есть и цветовая концепция: в первом акте бумажки красные (завязка драмы, любовь и секс), во втором — белые (чистая любовь, разлука), в третьем — золотые с черным (конфликт, дуэль и вообще кульминация), и наконец, в четвертом — черные (смерть). Незатейливо, как мимика в комиксе. Зато всем понятно.
Стриптиз обрушился на публику в кульминации. В том месте, где в "обычных «Травиатах» — испанский или цыганский танец. Первыми вышли девушки — буквально бульдозерами вперлись в театральную реальность, абсолютно в нее не вписавшись. Не надо было нервно заглядывать в программку, чтобы понять, кто они по профессии: ни одна актриса так не вывернет бедро, хоть пообещай ей «Золотую маску». Легко убедив зрителей в том, что они намерены раздеться «не по-детски», стриптизерши уверенно взяли внимание на себя. И что уж там пел хор, и какие там были мизансцены — кого это волнует? Тем более когда к девицам присовокупились молодые атлеты, красноречивыми жестами играющие бильярдными киями. А уж когда они скинули брюки… Под музыку Верди, натурально. И так это было органично — можно подумать, что Верди всю жизнь профессионально работал в жанре музыкального оформления стриптиза. Впрочем, что мы все о стриптизе да о стриптизе. Не это главное в опере, как ни странно. Главное — музыка и пение.
В оперной практике непреложно: есть Виолетта — есть «Травиата». И наоборот. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко решили, что Виолетта — есть. А именно — Хибла Герзмава, звезда театра, обладательница сильного звучного сопрано и многих заслуженных регалий. Виолетта в прочтении Герзмавы резка, порывиста, несколько агрессивна в технически сложных эпизодах. Беззащитность, кротость, жертвенность в трактовке Герзмавы отсутствуют. Пожалуй, все это просто не свойственно жизнерадостной актерской индивидуальности певицы. Превращению ее в трогательную «даму с камелиями» ничто не способствует: ни кашель, ни тем более неудачные костюмы. Обидно, но плакать в финале не хочется. Необычен Альфред в исполнении Сергея Балашова, весьма, кстати, выразительного в вокальном отношении. Специфическая фактура артиста превращает его в эдакого Пьера Безухова. Жорж Жермон (Алексей Шишляев) — напротив, банально напыщен, чего уже и в "обычных «Травиатах» стараются избежать. Немыслимую эксцентрику выдает Дмитрий Степанович (доктор Гренвиль), изображая комического доктора из какой-то французской клоунады. В последнем акте он разглядывает зрачок Виолетты, после чего сообщает, что ей осталось жить несколько часов, а затем удирает, неуклюже прыгая через воображаемые лужи. Очень смешно, но явно не из той оперы.
Из той оперы — оркестр под управлением Феликса Коробова. Он существует в параллельном мире, почти не пересекаясь с изысками режиссуры и парадоксами сценографии. Поэтому иногда можно просто, не обращая внимания на видеоряд, послушать прекрасную музыку. Не так уж и мало по нынешним временам!
