Александр Филиппенко играет лидера политической партии. Из-за мимической маски отца отечества — некоего г-на Антипова — то выглянет Зюганов, то шумно, как в жизни, вылезет Жириновский. Политический спектр прототипов мог бы быть и шире — программа ведь решительно не важна. Скажем так: Партия кипучего безделья.
С джипами, охраной, аналитиками из Европ, функционерами из комсомольцев, вальяжными политтехнологами. По случаю потери электората нанят и экстрасенс.
Он будет заряжать воду общественного сознания голосовыми модуляциями.

Партия явно существует в четвертом измерении. Избирательный штаб и закулисье некоего театра — в одном пространстве сцены «Под крышей». Но две группы лицедеев в упор не замечают друг друга. Хотя сыграны одними и теми же людьми.
Во втором акте жесткого фарса выяснится: театр в сюжете первичен, партия вторична. Зрители «Предбанника» смотрят репетиции новой пьесы. Вождь, политтехнолог, парижский аналитик, охранник с каменными скулами, советница с комсомольским прошлым, экстрасенс и его ассистентка без комплексов — ее персонажи.
«Пьеса в пьесе» — хороший ход. Но кажется, он призван скрыть анемию сюжета. Если бы драматург Вацетис (которого никто никогда не видел воочию) и Сергей Юрский, режиссер всех пьес Вацетиса, знали «коридоры власти» изнутри, написали бы не бы фарс.
Обошлись бы, верно, без плакатной резкости, без украденных акций, без аналитика-авантюриста. Даже без молдавского экстрасенса проездом из Гималаев в Тибет.
Но Вацетис и Юрский — приличные люди. В ГД никакого созыва не запачканы. Оттого им недостает фактуры, чтоб глубоко прописать самый интересный мотив. 
Юрский хорош в роли политтехнолога Туапсинского. Лариса Кузнецова и Александр Бобровский (по партийной линии советница с чудесной фамилией Парковка и охранник Николай) — достойные партнеры. Втроем они ведут лучшие сцены «Предбанника». Играют полную, до размягчения мозга, пустоту суеты избирательного штаба.
Туапсинский в желтом замшевом пиджаке┘ Верно, носил такой же в 1970-х, в бытность московским снобом, вольнодумцем-щеголем. Тогда ему виски «Гленливет» перепадало по праздникам от щедрот знакомого финского журналиста. Что, согласитесь, было крайне унизительно. И вело к гражданскому убеждению: систему менять надо.
Систему сменили. С 1992 года политтехнолог закупается напитками сам: спасибо партии. Ее же щедротами пополняет запасы в дьюти-фри. А жевать кофейные зерна и выглядеть в любом Далласе-Страсбурге как огурчик его научили еще на кухнях 1970-х.
Больше не научили ничему. Ну, паре цитат из Макса Вебера. С тем и в люди вышел.
Туапсинскому все же желательно сохранить «и в подлости оттенок благородства»: но это ему не по деньгам. Он понимает чуть больше соратников — но, как и они, мертвой хваткой держится за кормушку. Он бы послал подалее звонкую комсомолочку, ныне политолога, но она тут начальница. А седой интеллектуал у нее на посылках.
Эти трое способны лишь на простейшие, самые бытовые рефлексы. Где кофе и скоро ли дадут? С чем конфета — с ромом или ликером? Кто не запер вчера ящик стола с наисекретнейшими бумагами пар-тии? Вы последним брали ключ? Я вам его потом отдал в руки. Нет, это вы! Вы пьете на службе, я за вами ящики проверять не обязана┘
Вот и вся политтехнология. По «Краткому справочнику агитатора». Все тонет в вязкой глине безответственности и детского страха: вдруг все-таки разглядят и прогонят? Собственно, партийцы делают что могут. Потому как всерьез не выучены ничему. Ну разве что отличать конфеты с ромом от конфет с ликером.
Не то чтоб они правили Россией. Но┘ чем эти трое и их вождь хуже людей?
Это же ощущение детской некомпетентности плывет на нас и из телевизора, укрепляя наши заветные наследственные мифы о тех, кто «за стеклом».
Театральный сезон 2005-2006 гг. идет к концу. Его тенденцией была острая тоска театра по современной российской пьесе. По «новым смыслам» эпохи 1992-2006 гг. «Предбанник» — набросок к такой пьесе. И симптом этой тоски.