Евгений Стычкин: От бесов бежал к Стриженову
ФОРТЕЛЬ «ПЧЕЛКИ»
— Ваш отец — ооновский переводчик, мама — потомственная балерина Большого театра. Детство наверняка было «бурное и вольное»?
— Неровным оно было… С одной стороны, у меня жили сотни маленьких пластмассовых солдатиков в то время, когда мои друзья могли похвастаться одним. .. оловянным. С другой… например, у меня появился видеомагнитофон лишь когда я закончил школу. То есть когда они уже были у всех. Это я к тому, что, с одной стороны, меня растили в любви и ни в чем не отказывали, а с другой, видимо, родители не хотели, чтобы я превратился в избалованного придурка. И у меня было достаточно жесткое воспитание.
— Папа строгий был?
— Папа — да! Тем более что он начал мной заниматься в тот момент, когда я уже мог отвечать ему с придаточными предложениями.
— То есть Евгений Стычкин того периода…
— Хулиган — безусловно. И не только по складу характера, но и потому, что это единственное, что у меня хорошо получалось — бывало, и с приводами в милицию, и с угрозами выгнать из школы, с портвейном и даже брагой. Учился я чудовищно. Еле-еле переходил из класса в класс. Серьезно занимался только иностранным языком. Правда, читал я много. Но, как правило, то, что либо опережало школьную программу, либо не соответствовало ей вообще.
— Почему, имея такого папу, с перспективой поступления в МГИМО и дипработой на горизонте вы вдруг подались во ВГИК?
— Случайно получилось. Жизнь вдруг выкинула фортель, который привел меня в эту профессию. А однажды, попробовав заниматься актерством, я, во-первых, понял, что ничего другого не хочу, а во-вторых, ничего другого не умею. И что только это доставляет мне самое большое удовольствие.
— Почему вы нынче нарасхват и в кино, и в сериалах, и в театре?
— Вовсе не нарасхват. Я не считаю, что моя актерская судьба особенно счастливая. То есть сказать, что я неудачник, что меня жизнь бьет и макает все время в грязь лицом — такого нет. Но моя актерская судьба могла сложиться гораздо проще. За каждое мое достижение мне некому говорить «спасибо». Правда, мой кинодебют в картине «Пчелка», когда в 17 лет на первом курсе ВГИКа я снялся в главной роли с Татьяной Догилевой… Вот то было везение!
Я очень люблю работать. И работаю очень много. Почти всему на свете могу научиться. Наверное, иногда за это меня ценят.
ВРЕДНАЯ ПРОФЕССИЯ
— Вы однажды обмолвились, что, готовясь к роли Чарли Чаплина, пересмотрели чуть ли не все его фильмы, перечитали массу литературы. К каждой роли так готовитесь?
— Стараюсь, насколько это возможно. Есть моменты, когда важно понимать, чем живет герой. А есть моменты, которые можно пропустить.
— Я был на ваших спектаклях — «Проявления любви» и «Дон Жуан». Вы там демонстрируете владение боевыми искусствами. Особенно эффектно метали ножи в Павла Майкова и ни разу в него не попали. Откуда навыки?
— Я лет с десяти занимался разными боевыми искусствами. Но за счет лени, видимо, особых высот не достиг. Несколько лет ездил на сборы в Ялту, потому что там работал знаменитый советский каратист, тренер по киоку-шинкаю Николай Севцов. Его школа «Спарта» до сих пор существует. Всему остальному я обучался в Москве — в разных кружках занимался разными вещами… Началось же все с того, что я пытался избавиться от астмы. Потом это перетекло в какие-то серьезные боевые занятия.
— Какое из единоборств — ваш конек?
— Не вижу смысла заниматься саморекламой. Я же не тренер по восточным единоборствам, набирающий группу.
— Хорошо, тогда о последних работах.
— В Москве я закончил шесть серий картины «Бесы». Играю Петра Верховенского. Пожалуй, это моя самая серьезная роль в кино. Она была очень сложной.
— В чем сложность?
— В Достоевском! К тому же я играю беса, дьявола. Еще снимаюсь у Александра Стриженова в картине «Любовь-морковь».
— Стычкин опять герой-любовник?
— Да, Стычкин опять будет ну очень комический персонаж. Мне нужно было в какой-то момент немножко освободиться от «Бесов», любой ценой прийти в себя. Избавиться от черноты, которую я в себя понапихал.
— То есть чернота после мистических ролей остается?
— Безусловно. В этом смысле у нас очень вредная профессия.
БОЮСЬ ЗАТИХШЕГО ТЕЛЕФОНА
— Что нужно уметь актеру, чтобы добиться в профессии народной любви и славы?
— Мы люди подневольные, и очень многое зависит от везения. Если тебе никогда не предложат играть интересные, большие, разноплановые роли, ты никогда не докажешь, что ты большой и разноплановый. Да, были великолепные артисты — как Гердт, например. Такие всю жизнь играли маленькие эпизоды и в них были виртуозами. Но мы никогда не узнаем, как бы они сыграли большие роли. Но подобных артистов очень мало.
— Актеры говорят, что самое страшное для них, когда телефон молчит. Вы этого не боитесь?
— Боюсь. Боюсь, и поэтому, когда телефон мой замолкает, я могу согласиться на роль, на которую в другой ситуации никогда бы не согласился.
— Вы успели сыграть Чаплина, Пушкина, Лермонтова, Гитлера. Говорят, всерьез готовитесь к роли Ленина. Теперь говорите, что «умираете, как хотите сыграть Шекспира, начиная даже с Гамлета». Существует список Стычкина?
— Он бесконечен. Кстати, Ленина я бы сыграл с удовольствием. По-прежнему считаю, что это моя роль. Интересно рассказать жесткую правду не только о Ленине, а вообще о том отрезке времени, когда революционеры лишь поднимали голову. Про это мало сказано. История России до сих пор в кино отражается однобоко. Другое дело, что хочется видеть невероятно талантливый сценарий — он не должен быть агиткой. Сниматься в фильме, где Ленин ничтожество или дурак, так же глупо, как сниматься в кино, где он белый и пушистый.
— Почему большинство актеров предпочитают играть мерзавцев?
— Просто очень хорошего, доброго героя, рыцаря без страха и упрека, без каких-либо переживаний играть ну совсем неинтересно.
— Не было такого, чтобы в разгаре съемок вы говорили, мол, мне это неинтересно, и хлопали дверью?
— Ну, что ж я барышня, что ли?! Надо отвечать за свои поступки. Взялся — работай!
МОРДА РУСОПЯТИСТАЯ
— Ходили разговоры, что вам предложили телепроект.
— Да мне с утра до вечера предлагают вести телепередачи. Думаю, одна из причин — я могу долго или быстро абсолютно на любую тему разговаривать, и при этом у меня всегда такая радостная русопятистая морда. Как я понимаю, это как раз то, что нужно российскому телевидению нового тысячелетия. Но я отказываюсь из последних сил. Да, всем хочется зарабатывать много денег и быть знаменитым, но пока я держусь. Причина? Я твердо уверен, что серьезная телекарьера несовместима с серьезной театральной и кинематографической.
— Вам что, не нужны деньги и слава?
— Почему? Я хотел бы быть богатым и знаменитым. Но, приглядываясь к своей жизни, я как-то слишком много делаю шагов в другую сторону. Были и есть более легкие способы заработать очень большие деньги и стать суперзнаменитым.
— Так в чем же дело? В характере?
— Не знаю. Пускай господин Фрейд разберется. Не знаю.
— Вы ни слова не сказали про дом, про жену — известную пианистку Екатерину Сканави, с которой вы знакомы с 11 лет. А еще у вас трое детей — два сына и дочка.
— О них говорить не буду!
— Но почему?!
— Мне не хочется всем этим делиться. Потому что, если ты все время отдаешь это в разговоре, оно перестает быть твоим.
— Тема поклонниц тоже закрыта?
— А у меня их нет. И никогда не было. Нет таких, которые каждый раз приносили бы мне на спектакли цветы, караулили возле подъезда или звонили по ночам.
— Когда вы поняли, что стали известным актером?
— Вообще-то я не считаю себя таким уж известным. Вопрос надо сформулировать несколько иначе… Помню, однажды жена сказала, что, видимо, ее муж становится известным актером: в журнале «Семь дней» одним из вопросов кроссворда оказалась моя фамилия.
— Валерий Гаркалин заметил, что актерство — своего рода шизофрения. Ваше мнение?
— Актерство, увы, может привести к шизофрении — это правда. Потому что у тебя все равно есть некое раздвоение личности. Твои герои оставляют в тебе кусочки тобой придуманных персонажей. И ты иногда принимаешь решения сообразно тому, как поступил бы твой герой. Ни одна роль не проходит бесследно. Именно поэтому актеры выпивают. И потому крайне редко бывают долгими актерские браки. Для того чтобы производить впечатление на зрителя, ты должен свою психику расшатать. Да и плюс… профессия вообще тяжелая!
— Вы нашли собственный способ релаксации?
— Спасают семья и мои дети. Смотрю на них и понимаю, что жизнь прекрасна. И она продолжается.
— Что еще помогает восстановлению?
— Спорт, баня, камин, рюмка водки. И, безусловно, общение.
— Круг общения большой?
— Просто огромный. Другое дело, что к отдыху это не имеет никакого отношения. Ведь что такое отдых? Это когда ты лежишь, и тебе лижет пятки море. У тебя нет с собой телефона, а есть только книжка. И вокруг люди, которые ни бельмеса не понимают из того, что ты говоришь. Вот что такое отдых!
— И сколько дней в году у вас на такой отдых?
— Ноль!!!