Известный актер объясняет, почему в семье достаточно одного артиста
Яременко с равным успехом выступает в театре и снимается в кино («Привет от Чарли Трубача» и «Возвращение Броненосца»). Особую известность ему принесли роли Иуды Искариота в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда» и Квазимодо в нашумевшем мюзикле «Нотр-Дам». В театре Моссовета, где постоянно работает Яременко, на днях состоится премьера спектакля «Кавалеры» по мотивам пьесы Карло Гольдони «Хитроумная вдова», где любимец публики сыграет комедийную роль. Говорят, он преобразится до неузнаваемости, и только его бархатный голос с манящей хрипотцой останется прежним.— Валерий, как вы относитесь к тому, что сейчас многие драматические артисты запели и даже выпускают свои музыкальные диски, а ваш партнер по нашумевшему спектаклю «Мужской стриптиз» Гоша Куценко выступает с оркестром в ночных клубах?
— Как правило, драматические артисты поют душой, и у них нет сильных вокальных данных. Но многие эстрадные певцы не имеют ни души, ни голоса, а только насилуют микрофон. Поэтому на их фоне драматические артисты выглядят выигрышно. Я имею право так говорить, потому что два года служил в ансамбле песни и пляски Черноморского флота, где меня научили хоровому пению, умению слушать и слышать музыку. В «Иисусе» у меня в основном сольные партии, и я каждый раз, выходя на сцену, мандражирую, потому что пою не под «фанеру», а в живую. Это требует большого напряжения, тренинга. Поэтому я всегда с благодарностью вспоминаю своего педагога в ГИТИСе Бориса Голубовского, который гонял нас до седьмого пота, ставил перед нами сложнейшие задачи, а потом наблюдал, как мы их преодолеваем. Побеждал тот, кто умел перешагнуть через себя и сказать: «Я это сделаю». Мне пришлось пройти долгий путь от недоверия к себе до понимания своего «я», где интуиция играет очень большую роль.
— И что же вам подсказывала интуиция, когда вы согласились играть Иуду? Какой-то страх был?
— Страха не было, потому что я не отождествляю себя с этим человеком, хотя, наверное, в каждом из нас есть черты его характера. Ведь мы довольно часто предаем друзей, свои идеалы, сегодня это стало в порядке вещей. Увы, я тоже порой предавал, за что потом нес заслуженное наказание, судьба настигала меня и била по башке. Так вот, я играю не канонического Иуду, а человека, который вначале пошел за своим Учителем, всем пожертвовав ради него, а потом отрекся, предал и навеки остался в черных списках человечества.
— В связи с этим образом с вами что-то происходило в жизни?
— Однажды за кулисами, где во время спектакля «Иисус Христос» стоит столик с зеркалом для актеров, поправляющих грим, на меня рухнул со стены огромный железный крест. Если бы я в тот миг не наклонился вперед, то был бы расплющен, как стул, на котором до этого сидел. Колотило меня страшно, но я доиграл спектакль до конца и потом всю ночь думал: почему Бог спас меня? Почему он каждый раз спасает меня, когда я нахожусь на волосок от смерти? А таких случаев было предостаточно… К примеру, падая с высокой скалы, я зацепился за торчащий сук сухого дерева, и только это спасло меня от гибели. Наверное, Всевышний милостив ко мне потому, что я всегда раскаиваюсь в своих грехах, прошу у Него прощения, молюсь.
— Можно сказать, что вы обретаете силу в вере?
— Несомненно.
— Скажите, а что сформировало вас как личность: семья, книги, учителя?
— Наверное, все вместе, но в первую очередь окружавшая меня с детства природа. Мы жили в пригороде Севастополя в закрытом военном гарнизоне, где стояли ракетные войска. Детей там было мало, и я в основном был предоставлен самому себе, купался в море, бродил по степи, разговаривал с цветами и летящими облаками, произносил какие-то детские клятвы, стоя на холме и мысленно превращаясь в птицу. Мое мировоззрение складывалось благодаря общению с природой, она помогла мне ощутить себя свободным человеком.
— И как этот свободный человек чувствует себя в родном Севастополе, где вы этим летом возглавляли театральный фестиваль «Херсонесские игры»? Ведь это теперь уже зарубежье, Украина.
— Для меня это такая больная тема, что вы даже не представляете. Мне страшно обидно и больно за русский Севастополь, за своих родителей, сестер и друзей, оказавшихся на чужой территории и превратившихся в заложников высокой политики. Только представьте: они вынуждены бороться за право жить на земле, где родились и выросли, но по большому счету ничего изменить не могут. У них осталась лишь одна привилегия: разговаривать на своем родном языке, ибо работать им тоже негде. Поэтому многим приходится уезжать на заработки в Россию, превращаться в дешевую рабочую силу…
Приезжая в отпуск к родителям, я выдерживаю буквально пять дней и, надышавшись морским воздухом, запахами акации и любимой горькой полыни, стараюсь побыстрее вернуться в Москву, потому что начинаю раздражаться по поводу собственного бессилия и бессилия своих земляков. Ведь ничто так не оскорбляет человека, как унижение его человеческого достоинства. Лично я могу пережить все, кроме этого, поскольку в быту очень неприхотливый человек. Могу спокойно приготовить еду на костре в поле, а потом заночевать в стоге сена, и это для меня будет ничем не хуже пятизвездочной гостиницы.
— Если вы можете вести такой спартанский образ жизни, то, наверное, и большие деньги вам не нужны?
— Скажем так, деньги меня не слишком волнуют, и если бы мне не надо было платить за квартиру, которую я сейчас снимаю, оставив предыдущую бывшей жене, то я бы и не думал о деньгах. Слава Богу, у меня есть антреприза, которая дает возможность оплачивать квартиру.
— Почему, слава Богу? Неужели вы серьезно относитесь к антрепризе?
— Я серьезно отношусь к антрепризе Эльшана Мамедова. Это, по сути, репертуарный частный театр, где спектакли ставит серьезный режиссер Виктор Шамиров, а он уж точно никому не позволит гнать «туфту». Помимо этого у меня есть еще два антрепризных спектакля, за которые мне не стыдно получать деньги.
— А деньги-то большие?
— Это несравнимо с тем, что я имею в театре, будучи заслуженным артистом России. В последнее время у меня появился еще один заработок — проведение корпоративных вечеров, где я выступаю как ведущий и певец. Поверьте, я это делаю очень хорошо. И если раньше стыдился, то теперь вошел во вкус и ничего зазорного в этом не вижу.
— Но почему вы тогда не уходите из театра, где зарабатываете так мало, а тут вам деньги сами плывут в руки?..
— Некоторые артисты так и поступают, особенно молодые, предпочитая доходные телесериалы нищим театрам. Но если у меня не будет возможности играть серьезную драматургию, работать с такими режиссерами, как Павел Хомский, Юрий Еремин, то моя жизнь потеряет всякий смысл, и я заболею, съем себя. Одним словом, мою любовь к драматической сцене нельзя заменить ничем, никакими деньгами. С другой стороны, если бы их не было, я не мог бы покупать любимым женщинам дорогие подарки.
— Сознайтесь, вы влюбчивый человек?
— Если я в кого-то влюбляюсь, то уже по сторонам не смотрю. Это в жизни. А в театре я часто попадаю под обаяние своих партнерш и никому не даю их в обиду. Если, скажем, кто-то подойдет ко мне и нелицеприятно отзовется об игре Екатерины Гусевой или Жени Крюковой в нашем спектакле"Трамвай «Желание», то может за это и по физиономии схлопотать, поскольку на сцене это «мои женщины» и говорить о них гадости никому не позволю. А сейчас я влюблен в Лилю Волкову, с которой репетирую спектакль «Кавалеры». Изумительная девочка, умненькая, обаятельная. Я о ней всем уши прожужжал.
— Скажите, вы хотели бы связать свою судьбу с актрисой?
— Ни в коем случае, я на этом уже не раз обжигался. В семье должен быть один артист — или он, или она, поскольку в большинстве своем актеры страшные эгоисты, и если им не уделяют должного внимания, то они засыхают, как не политые цветы. Я сам такой, поэтому «влюбляюсь» в своих партнерш, если этого требует роль, а в жизни предпочитаю быть с ними друзьями.
