Заметки нетеатрала
Ах, наш век…Карамзинская «Бедная Лиза» третий век не умирает в нашем сознании. Хотя, казалось бы, уже в момент появления, в 1792 году, начисто расходилась с общественной ситуацией. Европейский климат зависел от погоды в Париже, а там как раз скинули короля, готовились отрубить ему голову, там лютовали санкюлоты, предводительствуемые «бешеными». Карамзин был в курсе, он присутствовал при начале революции, ходил слушать Мирабо и Робеспьера. Вернувшись в Россию, издал свое знаменитое «Ах!» и предался размышлениям о вечно нежных чувствах.
«Бедная Лиза» Марка Розовского живет на наших подмостках четвертое десятилетие. Впервые поставлена в Питере, у Товстоногова; Марк тогда только начинал как режиссер. Возобновлена — пятнадцать лет спустя в Риге, у Адольфа Шапиро; Марк тогда уже основал свой театр. Собрала лавры в Эдинбурге, прозвучала в Авиньоне, в Гренобле и, наконец, прочно встала в репертуар У Никитских ворот.
В ознаменование тридцатилетнего юбилея спектакль показан теперь в Театральном центре «На Страстном».
В роли Эраста вышел Владимир Юматов, игравший этого обольстителя 15 лет назад. Нестыковка возраста не нарушает стилистики зрелища, которое построено сплошь на посмеивании над карамзинской наивностью. Екатерина Гусева в роли Лизы, напротив, органична, но и ей удается вложить иронию в каждое пылкое «Ах!». Секрет в том, что тут моделируется не просто чувствительность автора XVIII века, но и вся последующая русская традиция подтрунивания над ним.
Наш век входит в эту прелесть нотой, которую не пропустит зритель, живущий «после Освенцима». Автор зонгов Юрий Ряшенцев на высоте; он не только позволяет Розовскому перевести всю эту историю в жанр мюзикла, но добавляет и Карамзину то, что тому не мерещилось ни как наивному сентименталисту, ни как строгому историку. «А и время настает для солнца красного, так что жить во время то - страшнее страшного».
Не о вечно нежных чувствах спектакль, а о вечной их обреченности.
Наш век!
Сарданапасть
В «Предуведомлении», которым Марк Розовский, по обыкновению, сопровождает спектакль, сказано, что «Сарданапал» Байрона в России еще никогда не ставился. Советской власти эта пьеса была не нужна, потому что ассирийский царь, вместо того чтобы править страной и бороться с врагами, предавался пирам и любовным утехам, из-за чего и погиб. Но в Театре У Никитских ворот об этом думают иначе: здесь приветствуют всех, кто готов «пить, есть и любить», и, соответственно, предлагают зрителям экзотическую сказку, поставленную по законам тотальной театральности.
Театральность действительно тотальная. Сценография Бердигулы Амансахатова пропитана зажигательностью Востока и ироничностью Запада. К тому же со сцены веет неподдельной эротикой, что в условиях малогабаритного зала, где от зрителей до актеров считаные метры, действует настолько сильно, что отвлекает от серьезных мыслей, а они лезут в голову.
Во-первых, «роскошные пиры», в которых ассирийский царь спасается от «благонамеренного благополучия» и «бренного существования», вряд ли доступны среднему россиянину: выпить-то он всегда найдет, а вот с закусью проблемы, да и жене его, влачащей бренное существование и лишь мечтающей о благонамеренном благополучии, не до любовных утех.
Во-вторых, веселый, легкий и совестливый человек на троне вызывает невеселые и тяжелые для совести ассоциации с последним российским императором.
И в-третьих, последний ассирийский царь, который, если верить преданию, любил сидеть на троне в женском платье и прясть шерсть, добровольно взошел на костер и сжег себя, как известно, «со всеми своими женами». С точки зрения феминизма, это малопродуктивно.
Горят, родимые. Сарданапалм!
Впрочем, такой пиротехнический финал вполне соответствует пламенности театрального действа. Как всегда у Розовского.
