«Перекресток» Леонида Зорина. Театр имени Ермоловой
Драматическими дебютами известных певиц сегодня уже никого не удивишь. В этой ипостаси побывали Галина Вишневская и Елена Образцова, не говоря уже о сонме эстрадных звездочек. Но все равно каждая новая «перемена участи» воспринимается как событие, что и продемонстрировал переполненный зал Театра имени Ермоловой, где играли премьеру новой версии спектакля «Перекресток» с участием Татьяны Шмыги.Но сначала — о Леониде Зорине. Накануне премьеры ему исполнился 81 год. «Варшавская мелодия-98», что легла в основу спектакля «Перекресток», была написана семь лет назад — тоже далеко не молодым человеком. Казалось бы, архаика, интересная только ровесникам драматурга. Но ничего подобного. Мало того что это просто хорошая литература, она прежде всего нормальна — с точки зрения языка, мысли и чувства. А учитывая нашествие орды новодрамовцев, нормальность становится уже и творческим достижением. К счастью, последние могикане современной российской драматургии, к которым относится и Леонид Зорин, пусть редко, но еще пишут пьесы. О том, что будет после них, даже задумываться страшно.
Но возвращаемся к спектаклю. Эта пьеса Зорина впервые была поставлена художественным руководителем Театра имени Ермоловой Владимиром Андреевым совместно с Натэллой Бритаевой тоже семь лет назад. Актерский дуэт «Перекрестка» в ту пору состоял из самого Андреева и Элины Быстрицкой, приглашенной из Малого театра. Нынешняя новая версия отнюдь не предполагает неких кардинальных изменений в спектакле. Но его атмосфера, его эмоциональное звучание все равно меняются, ведь другая актриса — это иной человеческий мир, быть может, иное отношение к происходящему, новая оценка старых событий.
Гелена и Виктор из знаменитой зоринской «Варшавской мелодии» ныне представлены как Она и Он. Легко догадаться, что этим автор, да и актеры их вовсе не обезличивают. Просто те полвека, что прошли со дня их первой встречи, вместили целую жизнь — с ее опытом и ошибками, сомнениями и обидами, попытками понять друг друга. Такой срок позволяет многое обобщить, представить как данность, выпавшую на долю не единицам, но многим. И можно говорить уже о Мужчине и Женщине, хотя в основе всего все равно лежит история частная и очень интимная.
Уже как-то доводилось писать о том, что Леонид Зорин на удивление не страдает мужским шовинизмом. По аналогии с судебным процессом волею автора на скамье подсудимых все-таки оказывается Он. Виктор-победитель, «мужчина, который должен принять решение», решение правильное и разумное — но за счет женщины. И уж как ей там выживать по этим установленным «правилам», знает только она сама.
Рана, которой полвека, тщательно загримирована. В чужом городе, в незнакомом аэропорту (сценография Алены Пикаловой), встречаются два внешне вполне благополучных человека — прекрасно выглядящих и, кажется, не утративших здорового оптимизма. Она (Татьяна Шмыга) — элегантна и подтянута и впрямь чуть-чуть напоминает внешне «пани Иоанну Хмелевскую», за которую предпочитает принять ее Он (Владимир Андреев). Она в исполнении Шмыги — не из тех женщин, которых хочется пожалеть. Броня самоиронии, саркастические интонации, гордое достоинство «польской крови». В свое новое амплуа певица Татьяна Шмыга тоже вошла достойно, хотя, конечно, она чуть более прямолинейна и напряженна, чем это хотелось бы. Драма — все-таки не «легкий жанр» оперетты, где можно спрятаться за искрометным сюжетом, роскошным костюмом и виртуозной арией. Новый жанр нужно освоить, а это — дело времени, которое, судя по всему, отнесется к актрисе благосклонно.
Тем более что быть партнершей Владимира Андреева — задача не из легких. Со своим героем он сроднился уже настолько, что и не разобрать, где артист, а где персонаж. Кто знает, случалось ли самому Андрееву переживать нечто подобное, но возникает отчетливое ощущение, что он ведет свою партию «от первого лица». Да опять же и Зорин — очень близкий артисту по духу драматург.
Главная зоринская загадка — узнал ли Он свою первую любовь спустя столько лет? Актер предпочитает сохранить это в тайне. Ему явно неуютно в этом зале ожидания, Он все время готов метнуться на свой рейс, прихватив чемодан и пакеты. И равное же по силе желание — остаться, чтобы вновь и вновь рассказывать этой «посторонней» женщине свою историю. Он выговаривается, выкладывается до конца, намеренно не замечая ее реакций. И точно попадает в зоринские интонации — какой-то внутренней беспощадностью к этим откровениям, что на этой сцене звучат как саморазоблачение.
И конечно же, самое ценное — то, что дистанция между сценой и залом здесь не выдерживается. А значит, можно не только вспомнить сюжет и оценить игру артистов, но и соединить восприятие всего этого с какими-то собственными ассоциациями, воспоминаниями. Потому что, как уже говорилось, пьеса Зорина — история не только частная.
