Казалось бы, какая манкая задача для актера — сыграть раздвоение личности: мгновенные трансформации, вся широта диапазона пущена в ход. Вот только понять бы еще, что это такое — абсолютное добро и абсолютное зло, с чем их едят и как их играть. Как известно, подобную операцию по разделению этих «сиамских близнецов» — добра и зла —проделал над собой благородный доктор Джекил из самых гуманных побуждений. И выпустил из своей души на свет божий омерзительного мистера Хайда. Обоих играет Александр Домогаров.

Мюзикл Уайлдхорна не был обделен вниманием театров мира — и на Бродвее шел, и в Австрии, и в Чехии. Говорят, Павел Хомский увидел его в Америке и заболел этой идеей. Долго ее вынашивал, два года репетировал и поспел как раз к собственному восьмидесятилетию и к тому моменту, когда фантомы раздвоенного сознания вошли в театральную моду (как тут не вспомнить недавние громкие премьеры — «Косметику врага» Амели Нотомб или «Двойника», которого поставил в Александринке Валерий Фокин).
Здесь был проделан титанический труд — вот главное ощущение от «Странной истории». Драматические актеры прошли серьезную вокальную подготовку (что для Театра им. Моссовета не ново, ведь именно здесь появился «Иисус Христос — суперзвезда», претендующий на пальму первенства в становлении российского мюзикла). Балетная труппа музыкального театра «Кристалл» выучила множество среднестатистических мюзик-холльных танцев — тут тебе и лондонские нищие (больше похожие на диггеров, потому что часто вылезают из подземных люков), и английские аристократы, и девочки из кабаре. Каждый поворот сценического круга выносит на передний план какую-нибудь достопримечательность Лондона — Биг Бен, Национальную галерею, собор Святого Павла, кабаре из квартала красных фонарей или лабораторию джентльмена-ученого, в которой висит устрашающая черно-белая маска. Когда доктор Джекил начнет вмешиваться в божье провидение, маска (своеобразный реверанс «Портрету Дориана Грея») окрашивается в кровавый цвет (художник Борис Бланк). Все это работает как часы. Или почти как часы, потому что сделать в российском театре идеальную фонограмму и установить индивидуальные микрофончики так, чтобы их не заливало актерским потом, чтобы не фонило и не скрипело, — все равно что вовремя подготовиться к зиме. Впрочем, некоторые тексты про Бога и недремлющего дьявола лучше и вовсе не слышать — они уместнее звучали бы на пуританской проповеди где-нибудь в Америке двухсотлетней давности.
Александр Домогаров, на которого, собственно, и придет большая часть публики, подтверждает известную актерскую аксиому о том, что зло играть в сто крат интереснее. Как только его благообразный доктор Джекил загонит себе в вену первую инъекцию своего препарата, разделяющего, в человеке добро и зло, актер с удовольствием и даже, кажется, с облегчением (ну наконец-то!) ныряет в глубины дозволенной характерности (хотя внешне он успевает меняться только с помощью парика из спутанных волос). В образе Эдварда Хайда ему дозволено и рычать, и свисать обезьянкой со стены, и переодеваться женщиной, и буквально возникать из мрака, смертельно пугая своих жертв и щекоча нервы (но не больше) зрителям. Чтобы возвращаться к себе истинному, доктору Джекилу приходится все чаще и чаще колоться своим препаратом, все больше увеличивая дозу. Последний раз Джекил загоняет себе иглу прямо через рукав пальто, провоцируя публику на вопрос — а не стал ли доктор попросту наркоманом, за что и поплатился.
Впрочем, если вы попадете на этот старательный и в высшей степени морализаторский спектакль, одно открытие вам точно обеспечено. Это Ирина Климова — певица из кабаре Люси Харрис. Хрупкая фигурка, сгусток страсти на сцене кабаре, облако нежности в любовных ариях (о, бедные женщины, которые любят мужчину, не зная, не имея возможности знать, что он уже изменился до , неузнаваемости), сильный красивый голос, легко покоряющий зал. Если после такой роли она «проснется знаменитой», это будет вполне справедливо.