«Дьявол подводит итог»… «Не пытайтесь рядом с Господом встать» —такие сентенции звучат под занавес нового мюзикла Театра им. Моссовета. Замечательный писатель Роберт Льюис Стивенсон, автор знаменитой повести о Джекилле и Хайде, таких моралите, разумеется, не провозглашал, хотя и был весьма озабочен проблемами нравственных границ научного эксперимента. Книги Стивенсона (и «Остров сокровищ» — не исключение) славны тем, что тугая приключенческая пружина соединяется в них с серьезной философией, а явственный элемент социальной критики — с позднеромантическими размышлениями о бездонных глубинах человеческого «я». «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда» —чудесная вещь. С чисто английским мрачным колоритом, с Олимпом высшего общества и дном Сохо, с тайными страстишками аристократов и духовенства, с чистыми помыслами падших дев, с романтическим гением-одиночкой, с бескорыстными чувствами и гнусными злодеяниями. Сюжет о докторе, который изобрел лекарство, способное вычленить в человеке гены добра и гены зла, о том, как он проделал эксперимент над самим собой, в результате чего его «я» раздвоилось на спасителя человечества Джекилла и демона Хайда, — это еще и талантливое психологическое исследование темы двойничества, не дававшей покоя многим философам и писателям XIX — начала XX века. Но у нас речь — о мюзикле по мотивам. О жанре сентиментальном, незамысловатом, любящем, оттолкнувшись от литературного шедевра, лихо съехать с его вершины по прямой лыжне событий и лежащих на поверхности чувств, да и прибыть к понятному концу с прозрачным выводом. Яркий пример — неувядающий «Человек из Ламанчи». Его либретто звучит сегодня донельзя архаично, ибо время, когда произносимые со сцены романтические лозунги воспринимались в зале адекватно, давно позади. Но музыка, хоть и она стара в своей фразировке, все равно хороша, запоминается и по-прежнему просится к пению, пусть и в параметрах ретро. Увы, сочинение Ф. Уайлдхорна и Л. Брикусса этими достоинствами похвастать не может. С первых же арий узнается нечто среднеарифметически бродвейское, бывшее свежим лет тридцать назад, хотя сочинение сравнительно новое, 1997 года рождения. Это музыка среднего коммерческого потока, грамотная, но без ярких шлягеров и без запоминающихся мотивов. Что касается либретто, то и здесь налицо все признаки архаичного морализаторства, наивного объяснения «что, зачем и почему»
Режиссер Павел Хомский, надо отдать ему должное, мюзиклы любит и ставить их умеет. Его «Джекилл и Хайд» в профессиональном плане выгодно отличается от «Человека из Ламанчи» Юлия Гусмана в ЦАТРА. Есть темп, есть внятная логика событий, есть декорация опытного Бориса Бланка, эффектная и функциональная согласно жанру. Постановка Хомского в отличие от гусмановской не выпадает безнадежно из временных театральных координат. Про такие говорят: крепкая, добротная. Могла бы быть вчера, позавчера, но может быть и сегодня — в качестве развлекательного зрелища для тех, кто любит приличное пение, яркие декорации, костюмы и острый сюжет. Для тех, кто не содрогнется от фраз типа «Душа вся горит, просыпается зло» или «Радость открытий, новых наитий мне дает эксперимент». Для тех, кто, боже упаси, не пришел в театр за Р. Стивенсоном или за мелодиями «Иисуса Христа — суперзвезды» (многолетний хит того же Театра Моссовета).
Но коли уж был помянут «Человек из Ламанчи», то стоит напомнить, что в спектакле Театра Российской Армии весь масштаб бедствий закрывает центральная фигура — Владимир Зельдин, блистательно играющий Дон Кихота. Центральная фигура спектакля Хомского — Александр Домогаров, который по количеству зрительской любви, быть может, и сопоставим с Зельдиным. Но на этом сравнения заканчиваются. Знаменитый, красивый, прилично владеющий вокалом Домогаров, которому достались две контрастные и необычайно выигрышные роли Джекила и Хайда, все выполняет правильно. У Джекила благородная осанка, светлое чело и интеллигентный голос. Хайд ходит с длинными волосами, груб в движениях и поет с хрипотцой. Хватит ли вышеперечисленного для того, чтобы занять в спектакле искомое место центра, притягательной личности, заманчивого героя? Вот в чем вопрос. Кто действительно становится центром, к тому же именно мюзикловым, то есть сочетающим в себе яркий вокал и выразительную драматическую игру, — так это Ирина Климова, исполняющая роль кабаретной певицы Люси Харрис. Есть еще две запоминающиеся роли-краски: Нелли Пшенная — леди Бейконсфилд и Олег Кузнецов — Саймон Страйд…
А теперь представим себе, что некий театр, мечтая о мюзикле «Джекилл и Хайд» заказал драматургу новое либретто, композитору — новую музыку. Не факт, конечно, что получилось бы хорошо. Это ведь смотря какой драматург; какой композитор и так далее. Но шансов на то, что вышло бы нечто свежее и вкусное, не овсянка, не плюсквамперфект, все же было бы побольше.