Режиссер начал учить системе Станиславского бизнес-элиту Украины
Леонид Хейфец, режиссер Театра им. Маяковского, заведующий кафедрой режиссуры Щукинского училища при Вахтанговском театре и руководитель режиссерской мастерской в Российской академии театрального искусства (ГИТИС). Его дебютный спектакль «Смерть Иоанна Грозного» в Театре Советской Армии открыл новую эпоху советского театра и новое режиссерское поколение. В начале мая Хейфецу исполнилось 70 лет.— Леонид Ефимович, время от времени вы помимо ваших московских дел еще успеваете что-то ставить в других театрах страны и за рубежом. Откуда силы?
— Был довольно длительный период, когда я мотался по стране и за рубежом, была возможность ставить где угодно и сколько угодно. Сейчас уже и не очень хочется мотаться. Но если разбудят в пять утра и скажут, что в шесть есть возможность репетировать «Вишневый сад», или «Дядю Ваню», или еще какие-то пьесы Чехова, сразу проснусь и начну репетировать.
— А зачем? Что в этих пьесах есть еще не открытого, еще недоинтерпретированного?
— Я знаю настроение театральной Москвы, и, наверное, оно справедливо: отстаньте от Чехова, дайте ему немножко отдохнуть. Ну не дадут ему отдохнуть. Дело не в круглых датах. Я когда-то разговаривал со своим соседом-альпинистом. Он каждое лето уезжал в горы, возвращался побитый, искалеченный, долго залечивал раны и снова отправлялся туда, где упал, и лез, лез, лез. Я его спрашиваю: зачем? Есть научные объяснения: недостаток адреналина. У меня самого есть образ — не пучины, но чего-то без дна, где все темно и куда тянет. Нужно обойти, но вот тянет меня, как того, кто все время ломался, но пер. Чехов — бездна. Дна нет, границы нет, можно провалиться, подстерегает сравнение не в твою пользу, могут размазать по стенке за твою седьмую попытку поставить «Вишневый сад», но с упорством осла или идиота я снова… Вот выпустил недавно «Вишневый сад» в Одессе.
— Когда вы ставите «Вишневый сад» сейчас в Одессе, вы думаете о том, что Чехова воспримут как злободневное произведение про разрушение?
— Мне нравится то, что губернатор края, приехавший со своей компанией на премьеру на «Мерседесах», в антракте спросил меня: «Послушайте, что это означает все? Это действительно Чехов написал?» Губернатор Одесской области, один из самых на Украине продвинутых людей, говорит, что недавно прочитал «Записки охотника» Тургенева и обалдел от злободневности того, что Тургенев так связан с земельными делами в нашей стране — он не очень отделял Украину от России, да, в общем, мы все примерно одинаково кувыркаемся. Он сказал: вот Лопахин говорит о наших проблемах — срыть сад, построить дачи, быстро начать получать деньги… Но одесситы идут на спектакль не только из-за злободневности. То же я пережил в Стамбуле в 86-м году, когда турки меня пригласили ставить «Вишневый сад», — им было важно осознать себя, грубо говоря, не хуже Лондона.
— На днях смотрел информационную передачу о каких-то курсах для бизнесменов, которые получают удовольствие от ролевых тренингов. А ведь можно прийти к нормальному режиссеру, и он объяснит, как вести переговоры по системе Станиславского.
— Не знаю, вольно или невольно, вы вышли на тему, которую я последние полгода никак не могу осознать. Полгода назад ректор Щукинской школы пригласил меня и сказал: «Леонид Ефимович, только отнеситесь к этому спокойно — бизнес заинтересовался системой Станиславского». Для меня, получившего образование при социализме, слова «бизнес» и «творчество» были враждебными. Сегодня идет удивительный процесс — появляется плеяда молодых людей, которые успешно и быстро работают в бизнесе, но благодаря этой успешности и быстроте не поспевают подготовиться душевно, интеллектуально, профессионально, в конечном счете, к целому ряду вопросов, которые бизнес предполагает. Допустим, отдельная тема: переговоры. Оказывается, преуспевающий молодой человек, в отличном костюме, знающий языки, приезжающий на дорогом автомобиле, теряется в ситуации сложных переговоров, не очень владеет речью, не очень умеет распределиться, не понимает, как можно воспользоваться паузой, как начать разговор, не знает, как взаимодействовать с небольшой или большой группой людей, из каких слагаемых состоит понятие лидерства, как человек приходит к этому понятию и как его осуществляет. Они читают книги по тренингу, встречаются со специалистами, у них масса игр, но что-то, что может им дать живой театральный специалист, они нигде получить не могут. Вот я и поехал в Киев преподавать бизнесменам.
— Бизнесменам интересен только режиссерский опыт Станиславского или его коммерческий опыт тоже? Ведь он был удачливым коммерсантом.
— До этой стороны мы пока не доплываем. Я вернулся из Киева с сильными впечатлениями, в первую очередь от общения с группой очень молодых людей. Мне сначала показалось, что люди, которые пришли на мастер-класс, будем так говорить, под названием «Бизнес и система Станиславского», — это группа детей бизнесменов. Стайка молодых людей в немолодежных хороших вечерних костюмах. Оказалось, что это руководители авиационной корпорации Украины. Некоторые уже успели окончить Оксфорд, блистательно знают иностранные языки. Именно они меня просто замучили. Уже после того, как занятия кончились, мы проговорили еще несколько часов. Более того, договаривались о том, чтобы я прилетел в Киев встретиться с правлением этой корпорации.
— Вы - режиссер традиции, а ваши ученики — Ольга Субботина, Нина Чусова — новаторы и радикалы. При этом они не устают повторять, что всем лучшим в себе они обязаны не книгам, а Хейфецу. Чему такому вы их учите и меняете ли вы свое представление о режиссуре, общаясь с этими студентами?
— Меня недавно встретил очень известный московский режиссер и сказал: учти, ты будешь нести уголовную ответственность за Нину Чусову. Настолько их взрыв молодежный небезразличен для многих. С одной стороны, они культовые молодые режиссеры, с другой — немалое количество театральных людей их ненавидит.
— Не знаю, можно ли ненавидеть, но не могу представить, чтобы пришли к вам и сказали: нам не нужно никакого искусства, но вот вам 20 тысяч долларов — сделайте быстренько что-нибудь этакое. Нина Чусова честно в интервью сообщает, что ставила один спектакль потому, что хотела срубить бабки. А мы-то идем на имя режиссера, которого знаем по спектаклям «Современника»…
— Я, например, ни при каких обстоятельствах, понимая абсолютно все, что несет с собой новое время, не смогу принять предложение, столь откровенно связанное с деньгами. Так же меня огорчает, когда узнаю, что тот или иной автор при постановке как будто уничтожается. Этому я не учу и не учил и здесь вижу просто черту нынешнего времени. Наше поколение в свое время тоже предложило много серьезного и нового. Но истоки наши были ясны. Да, нескромно скажу, что судьба моего поколения началась со спектакля «Смерть Ивана Грозного» в Театре Советской Армии, который я поставил.
— Можете это бесстрашно говорить, поскольку это уже во всех учебниках закреплено.
— Сразу же после этого появилось «Доходное место» Марка Захарова, вскоре же - «Смерть Тарелкина» Петра Фоменко. Затем — «Обыкновенная история» в постановке Галины Волчек. Четыре режиссерских имени, все — на большой классике и на очень большой сцене с огромным количеством людей в зале. И все получили очень высокую профессиональную оценку. Мы гордились этим, мы были счастливы быть продолжением. Сегодняшнее поколение не хочет продолжать. Оно отталкивается от нас, как будто хочет отбросить все, что было. Но при этом они все равно в школе получают профессию, методику работы, связанную с действенным анализом пьесы и роли, учением о событии, о конфликте. Всему этому учат в ГИТИСе на мощнейшей кафедре режиссуры, которую сейчас возглавляет Петр Наумович Фоменко. Но им также говорится: вы можете воспользоваться этим как хотите, вы свободны, вы суверенны. Они это проглатывают, как блесну, и начинают вытворять то, что вытворяют. Вот это желание оттолкнуть все прошлое я переживаю иногда очень болезненно.
— Для меня было неожиданностью, когда вы вдруг взяли комедию «Синтезатор любви» и поставили ее в Театре Маяковского. Вам хотелось отдохнуть от Чехова, сделать спектакль, который станет веселой ерундой?
— Я рад, что спектакль хорошо посещается публикой. Там хорошо играют некоторые актеры театра, они счастливы и постоянно признаются в любви к этому спектаклю, к тому, что они там делают. Но взялся я за эту пьесу — а я ее случайно прочитал, — не зная, что и как там делать, просто не понимал, как я ее буду репетировать. Не говоря о том, что там масса технических профессиональных задач, которых я никогда не решал. И режиссеры-профессионалы, приходя на этот спектакль, говорят мне: боже, что ты перелопатил в этой, казалось бы, не высочайшего уровня комедии!
— Хочется впредь работать в такой манере или для вас это был момент отдыха и дальше снова будет Чехов или Ибсен?
— Сейчас я репетирую Артура Миллера, драматургию совершенно другого уровня. Миллер сейчас практически в Москве не ставится. Некоторые актеры несколько лет не работали на сцене театра, не выходила в новых ролях Ольга Яковлева, прелестнейшая актриса нашего времени.
— Обычно режиссеры, работающие с Ольгой Яковлевой, весьма быстро от любви переходят к более сложным чувствам.
— Это мне известно, но у меня все это впереди. На первой репетиции я Ольге Михайловне именно эти слова и сказал, но я отношусь к ней как к великой актрисе и счастлив встрече с ней. Не говоря уже о том, что ее имя и актерская судьба неразрывно связаны с именем человека, которого я для себя считал Моцартом нашего театра, — с Анатолием Васильевичем Эфросом.
— А вы читали ее книгу?
— Нет, не читал, но вокруг слышу превосходные отзывы. Должен признаться, что я выступаю в последнее время не в роли читателя, а в роли писателя.
— Пишете книгу?
— Она уже в верстке. Стучу по дереву, чтобы не сглазить.
