«Тартюф» в МХТ
Инициатором и вдохновителем новой мхатовской постановки был сам Олег Табаков. Он давно уже хотел сыграть Тартюфа и лишь искал режиссера, который согласился бы направить его лицедейский пыл в нужное русло. Нашел Нину Чусову. Бывают режиссеры, умирающие в артистах. Чусова научилась умирать в лицедеях.Так же как у всякого певца есть диапазон голоса, у артиста и даже у режиссера есть свой диапазон таланта. Кому-то лучше не браться за античную драму, кому-то — за салонную пьесу. Нине Чусовой явно не по таланту оказалась «Гроза», которую она поставила в прошлом сезоне в «Современнике». Ее легкий комедийный дар вошел в очевидный клинч с великой русской трагедией. Но «Тартюф» — это уж вроде ее материал. Тут никакого клинча быть не должно. Тут можно зажигать и отрываться. Лицедействовать во весь рост. Ни в чем себе не отказывать. Чусова и не отказывает.
Мольеровская история притворной святости и поруганной веры превращается у нее в историю о том, как подонок обвел вокруг пальца кретина. Доверчивый Оргон (Александр Семчев) представлен тут круглым во всех отношениях идиотом, разбитная служанка (мастерица бурлеска Марина Голуб) — суетливой оторвой, хитроумная соблазнительница Тартюфа Эльмира (Марина Зудина) — как бы это помягче выразиться… Сам Тартюф (Олег Табаков) — не лицемер или ханжа, а уркаган, чья полосатая сутана недвусмысленно напоминает робу зэка. Сей святоша, вчерашним днем слезший с нар, не заставит поверить в свою святость даже пятилетнего ребенка, но нашего Оргона он облапошит в два счета. Подобная история не представляет, разумеется, никакого интереса для тех, кто ценит в драматическом театре глубину и правду характеров, но ее, по крайней мере, можно смешно сыграть. Ревнители театральной нравственности будут потом негодовать, любители смачной сценической шутки — хохотать до упаду. Ускользающий смысл компенсируется бесшабашным лицедейством. Уж что-что, а превращать спектакль в увлекательную театральную игру Чусова умеет.
Во мхатовской премьере, однако, не задается сама игра. Ведь у забавы, даже самой глупой, все равно должны быть свои правила: играешь в жмурки — не прячься под стол. Прежде эти правила худо-бедно Чусовой соблюдались. Пьеса Синга «Герой» в РАМТе напоминала у нее лубок, «Мамапапасынсобака» в «Современнике» — талантливо эстетизированную АБВГДейку, «Вий» в Пушкинском — пародийный и совсем не страшный триллер. Жанровое смещение было смыслообразующим само по себе и дополнительного смысла уже не требовало. Во что играет Чусова в новой мхатовской постановке, я не понимаю решительно. Что это? Сценические комиксы? Зачем же рисовать их такими масляными красками? Театральная феерия? Тут есть и сцена у моря с искусственными волнами, и взрывы золотых конфетти в финале. Так зачем же в ней претензия на концепцию? Клоунада? В какой-то момент на сцене встречаются разом три толстяка — Александр Семчев, Олег Табаков, Роман Харликов (Дамис), а под ногами у них суетится слуга Тартюфа, представленный артистом-карликом Владимиром Федоровым. Но отчего же так не смешно? Пока Олег Табаков не появится перед зрителем и не задействует на полную мощность весь богатейший ресурс своих актерских штампов, тут не удается даже улыбнуться. Может, мюзикл? Ведь расписные костюмы Павла Каплевича, резные с позолотой декорации, напоминающие интерьер церкви для новых русских, вечно пританцовывающие домочадцы, навязчивый музыкальный фон — все это явно к мюзиклу тяготеет. И этот не обремененный смыслом жанр Чусовой вообще-то в самый раз. Мюзикл по определению не предполагает глубины, дружит со сценическим штампом и среднего качества шуткой. Но пусть тогда уж поют, что ли. И не стихи Мольера в звонком переводе Михаила Донского, а какую-нибудь адаптацию великого текста. Пусть это будет хоть что-нибудь. Любая самая смелая игра с любым жанром. Главное решить, с каким. Но артисты (и какие артисты!) не дают себе труда задуматься даже над этим нехитрым, в общем, вопросом, а режиссер (один из лидеров нового поколения русской режиссуры) его, собственно говоря, и не ставит. И это уже не раскрепощение лицедеев (а Чусова ох как умеет раскрепощать), а их развращение. Не тонкая стилизация, а бессовестная халтура. Не пресловутая легковесность, а фантастическая вседозволенность. Уверенность, что драматический театр (и Художественный, и не очень художественный) все стерпит. Время такое пришло: веселись — не хочу.
Действительно не хочу. Что-то не до веселья.
