Сказ о том, как женщины игрока погубили
Николай Васильевич Гоголь написал пьесу «Игроки», а Юрий Иванович Еремин ее переписал, дал броское название «Дама! Дама! Еще дама…» и поставил на малой сцене Театра имени Моссовета. Мужчины стали женщинами: шулер Ихарев (Александр Филиппенко) попадает в лапы к шайке мошенниц, обдирающих его как липку.Он один, баб много — где уж ему с ними справиться: даже ихаревский слуга Гаврюшка оказался служанкой Февроньей. Ихарев сожительствует с белокурой бестией, затем героиня Татьяны Родионовой изменяет ему с одной из дам. Бедняга обижен, унижен и гол как сокол, но они не оставляют его в покое: нежные услуги Ихареву навязывает нордическая женщина, трактирная горничная Марфа (ее играет Дарья Фекленко — у Гоголя парня звали Алексеем). А поддельный гоголевский чиновник Псой Стахич оборачивается, во-первых, унтер-офицершей, а во-вторых — Агафьей Тихоновной (хоть и Мурзофейкиной). Это спектакль-шутка, вольная фантазия на гоголевские темы с издевательским хеппи-эндом. Мужчина теряет деньги, зато получает девушку: Глова-младшего играет прехорошенькая Инна Дымская, спектакль заканчивается поцелуем и репликой Ихарева: «А ты, Марфа, принеси нам всем шампанского!»
Зачем это нужно? Чтобы залу стало смешно. Есть и другой резон: Юрий Еремин поставил перед актрисами очень интересную профессиональную задачу. Третья причина не менее весома: любой театральный человек пересмотрел на своем веку многое множество «Игроков», «Вишневых садов», «Чаек» и «Ревизоров» — и восприятие среднестатистического классического спектакля для него давно превратилось в медитацию. Все известно и предсказуемо, реплики персонажей выучены наизусть, так же как и возможный набор трактовок… И тут Еремин выкладывает на стол свои карты: вот вам! Дама! Дама! Еще дама…
Моссоветовские дамы играют хорошо. Пожалуй, даже лучше Филиппенко, хотя и тот интересен: его Ихарев, наивный, одержимый идеей игры пройдоха, и смешон, и трогателен. Но он обычен, а морочащие его мошенницы ни на что не похожи: ни мужчины, ни женщины — ловкие, бесполые, способные пролезть в любую щель оборотни. Порой кажется, что Еремин затронул очень важную для Гоголя, не раскрытую нашим театром тему — обошел вокруг, посвистел, да и пошел себе мимо.
Сравнивать ереминский текст с текстом Гоголя, разумеется, не приходится, но шутка ему определенно удалась. Иногда автора пьесы подводит вкус (сочинять сценические версии гоголевских пьес дело рискованное), но на шутку можно списать все что угодно. Театр пошутил, зритель посмеялся, актрисы всласть поиграли — те, кто побывал на спектакле, запомнят и маленького и неистового Утешительного Нины Дробышевой, и вкрадчивого Кругеля Ольги Анохиной, и всех их компаньонок. Но тема морока и вселенской чертовщины, ирреальности гоголевских персонажей, в некоторых сценах ереминского спектакля звучащая необыкновенно остро, к финалу растворяется в гэгах. И об этом можно только пожалеть.
Какой мог бы получиться спектакль, если бы режиссер не озаботился объяснениями происходящего, не стал сочинять свой собственный текст и выстраивать параллельный сюжет! В столкновении Ихарева — обычного, живущего по общепринятым правилам человека — с существами иной физической и духовной природы уже заложен смысл. Жил-был плут, а потом на его голову свалилась банда — но не людей, а чертей. Пройдоха ненароком попал в зазеркалье и вывалился оттуда, отдав нечистой силе то, ради чего он жил. .. Но фантазии остаются фантазиями: спектакль ставил не критик, а режиссер, и - будем надеяться, что это так! — получил то, что хотел.
А театральная Москва получила занятную премьеру: милую, смешную, с хорошими ролями — подарок для тех, кто идет в театр, чтобы приятно провести время. Но в ней виден абрис другого спектакля, где ирония мрачна, а речь идет о мистической природе гоголевских персонажей. Юрий Еремин его не поставил и упустил возможность добиться настоящего успеха или провалиться с оглушительным, остающимся в истории театра треском.
