Актерская судьба Андрея Ильина началась в Горьковском театральном училище, по окончании которого он уехал работать в Рижский театр русской драмы. Когда в Латвии начались волнения, он перебрался в Москву, в Театр им. Моссовета, где и проработал одиннадцать лет. Во МХАТе им. Чехова Ильин служит уже второй сезон. Режиссер Адольф Шапиро пригласил Андрея сыграть Людовика XIV (знаменитую роль Смоктуновского) в спектакле «Кабала святош». И эта роль Андрею Ильину удалась.

       — На репетициях «Кабалы святош» Вы испытывали давление спектакля-предшественника?

       — Я его, к счастью, не видел. Иначе неизбежно попал бы под влияние Смоктуновского. У меня до сих пор перед глазами стоит его Иванов, которого я видел еще в студенческие годы. Гениальный актер! Леонардо да Винчи нашего актерского цеха. Адольф Шапиро, который ставил и тот вариант спектакля, рассказывал нам, как играл Иннокентий Михайлович. Но задачи копировать передо мной не ставил. 

       — Во МХАТе зритель иной, чем в Театре Моссовета?

       — Зритель тот же. Хороший, любознательный московский зритель. Тем более что традиции театров во многом схожи. Во МХАТе их сохранили со времен Станиславского и Немировича-Данченко, в Моссовете — Юрия Завадского, ученика Станиславского.

       — Что зрителю ждать от премьеры «Священного огня»?

       — Пересказывать сюжет, мне кажется, нет смысла. Это психологический детектив, во всяком случае, все признаки жанра налицо. И кто убийца, не буду раскрывать раньше времени. Ставит спектакль очень интересный режиссер Светлана Врагова. У нее в запасе много оригинальных сценических решений. Мы каждую мелочь подробно разбирали и оговаривали — еще в «застольный» период. Все два месяца нам не было скучно. Поначалу мой доктор Харвестер казался безликой функцией. Но в процессе репетиций стал интересен. Выяснилось, что он и есть главное действующее лицо.

       — С каким из моссоветовских спектаклей Вам тяжелее было расставаться?

       — Мои роли остались со мной. Многие из них я продолжаю играть и сейчас. Леонидик в «Моем бедном Марате», Люсьен в «Черной невесте» — эти спектакли Андрея Житинкина я никому не отдам. Ролями в «Венецианском купце» и «Милом друге» (тоже работы Житинкина) я поделился с коллегами. Играю в антрепризах, успеваю сниматься в кино. Но главное для меня сейчас — МХАТ. Раз я решился на такой шаг — перешел в другой театр, — значит, надо вписаться и, скажем так, занять определенные творческие позиции. Стать театру нужным.

       — Что Вам дает участие в антрепризных спектаклях?

       — Это совсем другой опыт. Ново и интересно. Да, мы ограничены в сроках, но репетиции не столь скоропалительны, как многие думают. Недавно мы выпустили спектакль «Слухи» в антрепризе Вадима Дубровицкого, в нем заняты девять актеров. И оказалось, что столько звезд невозможно собрать вместе. Чаще всего роли репетировались с воображаемым партнером. Так что многое наверстываем на показах. Возможно, поэтому спектакль вышел таким живым и забавным. Это та работа, за которую мне не стыдно.

       — А за какие стыдно?

       — Есть такие и в кино, и в театре. Никто не застрахован от ошибок. Не всегда можно спрогнозировать результат. Самое ужасное, когда актеру приходится вытягивать дурную режиссуру. Чудовищно, когда про спектакль говорят, что классно сыграл только один артист, удачными получились свет или декорации. Ведь главное, чтобы получился спектакль в целом. И для этого я готов сыграть роль табуретки или торшера!

       — Какие у Вас новые работы в кино?

       — Сейчас ничего. Есть планы, но о них говорить пока не хочется. Сняли продолжение «Каменской», но еще даже не озвучивали. Думаю, фильм появится на экранах ближе к лету. Планируют снимать и дальше, еще несколько частей.

       — Невозможно избежать вопроса о роли идеального мужа, сыгранного в «Каменской». Предложения руки и сердца на улицах не поступают?

       — Конечно, я в жизни не такой идеальный. И не люблю готовить. Тем не менее предложения в ироничной форме поступают. Моего Чистякова полюбили женщины, которые уже что-то знают о жизни и могут оценить бескорыстную любовь мужчины.

       — В самом начале карьеры Вы много поездили по стране. Тяжело ли дались эти географические метания?

       — Не скажу, что путешествия были легкими. Москва — жестокий город. В Риге было значительно проще. Город маленький и очень театральный. Театр русской драмы был своеобразной Меккой, и актеры были избалованы успехом. Билеты раскупались на месяц вперед. Наш руководитель Аркадий Фридрихович Кац, который и пригласил меня в Ригу, держал труппу в блестящей творческой форме. Это был настоящий лидер, и, когда он ушел, я понимал, что мы в какой-то мере осиротели. Его уход совпал со сложнейшим периодом в истории Латвии. Рижане перестал ходить в театр. Через какое-то время я приехал в Москву. Поначалу было, конечно, непросто. Но у нас очень спортивная профессия. Всем надо показать, можешь ли ты двигаться дальше, прыгнуть выше или уже выдохся. Кто-то сходит с дистанции. Мне пока все же удается «ползти вприпрыжку».

       — Насколько неожиданным для Вас было приглашение Табакова?

       — Олег Павлович предлагал мне перейти к нему еще в Табакерку. Но в силу разных особых обстоятельств я не мог тогда принять его приглашение. Я по гороскопу Рак. А раки обладают хорошей интуицией. Поэтому я почувствовал, что на этот шаг необходимо решиться именно в этот момент.

       — Тяжело ли Вам дался переезд?

       — Безусловно. Люблю постоянство и дома, и на работе. Хотя это постоянство имеет и свои отрицательные стороны, часто оно граничит с внутренним спокойствием и застоем. Но поскольку это обстоятельство меня настораживает, значит, к счастью, я еще живой. Переход во МХАТ стал для меня своеобразным допингом, помогающим двигаться вперед. Хотя условия работы те же: пьеса, режиссер, актеры, роль. Все равно надо выходить на сцену и делать свое дело.