Премьера МХАТ им. Чехова по драме Сомерсета Моэма «Священный огонь» стала и премьерой этой пьесы в России. Написанная в 1929 году, она никогда не ставилась на русской сцене и даже не была переведена.

При всем интересе к творчеству Моэма, который всегда существовал в России, такая невнимательность к «Священному огню» простительна — пьеса не принадлежит к лучшим произведениям автора «Театра» и «Бремени страстей человеческих». Жанровая неопределенность (микс из мелодрамы и детектива), перегруженность монологами, подменяющими, собственно, действие, представляют серьезные проблемы для театрального интерпретатора, тем более если он изначально настроен не экспериментировать на сцене, а пополнить афишу своего театра качественным и зрелищным спектаклем. Судя по стремительно меняющейся театральной афише МХАТа, его художественный руководитель Олег Табаков именно так и настроен, но тем не менее он лично выбрал «Священный огонь» (перевод В. Вульфа и А. Чеботаря) для новой постановки на большой сцене. Спасти предприятие была приглашена режиссер Светлана Врагова, и, как показал результат, театральный выбор Табакова оказался точным.

Светлана Врагова и созданный ею одиннадцать лет назад театр «Модерн» в контексте московской театральной жизни существуют весьма автономно, если подразумевать под этим активное не следование сиюминутным тенденциям «моды» и «актуальности», на которые так охотно ловится зритель, а создание серьезного и цельного репертуара. Мрожек, Леонид Андреев, Сухово-Кобылин. Врагова одинаково свободна в стихиях драмы и юмора, но никогда не впадает ни в пафос, ни в иронию (столь спасительную иронию, когда нечего сказать или сказать страшно!). Она может позволить себе серьезно разговаривать на темы, которых в эпоху тотального господства Пелевина, Сорокина и Коляды мы как-то начали стыдиться. «Проклятые» достоевские вопросы и большая любовь, в том числе к Родине. Недавняя премьера «Модерна» — «Петля» по пьесе Рустама Ибрагимбекова именно об этом. С другой стороны, Врагова обладает точным чувством театральной формы и стиля, ее спектаклям свойственна жесткая и ясная сценическая конструкция, в которой так легко располагаться актерам. А внешняя фабула драматического произведения максимально углубляется внутренним сюжетом, который режиссер выстраивает в своих спектаклях по всем правилам русского психологического театра.

Фабула «Священного огня» достаточно прихотлива. Молодой, привлекательный, мужественный военный летчик Морис (Сергей Безруков) после авиакатастрофы уже тому пять лет как стал инвалидом. Он живет в доме своей матери, состоятельной английской леди (Ольга Барнет), рядом его красавица-жена Стелла (Екатерина Семенова), которой он, увы, уже не может быть мужем в полном смысле слова. Неудивительно, что Стелла, по всем законам природы, влюбляется в младшего брата Мориса (Егор Бероев), находит в нем ответное чувство, но при этом тяготится предательством. За больным ухаживает преданная сиделка (Евгения Добровольская), а ежедневные гости дома — доктор Харвестер (Андрей Ильин) и майор Ликонда (Дмитрий Брусникин), давний друг матери героя. В конце первого действия Морис умирает, а во втором действии его сиделка выдвигает версию убийства, и начинается детектив. Кто убил Мориса Тэбрета? В программке к спектаклю переводчик пьесы Виталий Вульф анонсирует пьесу как рассказ Моэма о трагедии потерянного поствоенного поколения. Но внутренний сюжет спектакля прямо по Чехову — «пять пудов любви», причем тайной. И основной любовный треугольник дополняет любовь сиделки к своему подопечному, и нежные чувства, которые с давних пор питали друг к другу леди Тэбрет и майор. Но главной становится любовь матери к искалеченному сыну, которому она, зная об измене Стеллы и желая наконец избавить его от мук и физических, и душевных, дает смертельную дозу снотворного. Работа Ольги Барнет — одна из лучших в спектакле, в принципе очень сильном по точности подбора актеров. Здесь в полной мере ощущаешь прелесть того, что называется «ансамбль», само понятие которого отвергает схематичность деления на пропагандистов и исполнителей ролей «второго плана». Безусловная ставка Табакова на звездность Безрукова как главную приманку спектакля в этом конкретном случае не работает. И слава богу. Безруков играет Мориса хорошо, сильно, оправданно эксцентрично для той чудовищной ситуации, в которой находится герой. Но «перетянуть одеяло» у Добровольской или Ильина и той же Барнет просто невозможно, да и недавно принятая во МХАТ Екатерина Семенова сумела превосходно вписаться в спектакль. Когда-то, лет десять назад, она сразу обратила на себя внимание дебютом на этой сцене в роли Ундины в одноименном спектакле по красивой и грустной драме Жироду. Потом был «Современник», теперь возвращение в альма-матер и снова — удачный дебют. Ее Стелла — изящная, нервная, но прежде всего мучительно искренняя, она жалеет мужа, но она только женщина, слабая и красивая, она хочет жить, слушать Вагнера, любить. Нет, никто не виноват. Или виноваты все?

«Священный огонь» — спектакль стильный, гармоничный по всем своим составляющим. Естественными и оправданными кажутся и режиссерские «вставки» в текст пьесы (монолог из Сент-Экзюпери в прологе спектакля, читаемый Безруковым на пустой сцене, на фоне высокого разреженного неба, или стихи Луи Арагона, которыми внезапно заговорит доктор Харвестер), и даже музыка Вагнера — самого высокопарного из оперных композиторов. Эпоха любимого Враговой модерна растворена в сценическом оформлении Валерия Левенталя. Огромные движущиеся ширмы становятся экранами для игры света, создавая эффектное зрелище в сцене ухода героя из жизни, туда — в ночь и освобождение (нельзя не отметить работу художника по свету Дамира Исмагилова). А в финале за ширмами-стенами старого английского особняка, навеки сохранившего свою тайну, на театральном заднике возникнет «Город мертвых» Арнольда Беклина, и навстречу стоящему там Морису пойдет его мать. Финал получился красивым и трогательным, и если он не слишком подходит пьесе «о потерянном поколении», то драме о любви — вполне.

Спектаклю «Священный огонь» без труда можно предугадать счастливую сценическую судьбу и долгий успех у зрителей. Тех самых, которые хотят, чтобы в театре им «делали красиво», увлекательно, эмоционально и, главное, талантливо. Все это по-прежнему в дефиците в реальной жизни.