Ближе к премьере автор пьесы приехал в Москву. Павел Когоут — известный чешский писатель и общественный деятель, один из поколения «Пражской весны», коллега и друг нынешнего президента Чехии Вацлава Гавела. Забегая вперед, скажу, что «Гавел» тоже появится во мхатовском спектакле, причем в самой что ни на есть анекдотической ситуации. Действие пьесы происходит в общественном туалете под главной площадью Праги. Туда по естественной надобности забегают люди всех рангов, должностей и сословий, в том числе и будущий президент-демократ, — такая вот «природная» иллюстрация смены исторических эпох.

Накануне премьеры Павел Когоут и постановщик спектакля чешский режиссер Ян Буриан встретились с журналистами. Участник «Пражской весны», испытавший на собственной судьбе все ее последствия: и запрет на публикации и постановки, и насильное выдворение в Австрию, — вызвал живейший человеческий интерес. Чешский «шестидесятник» оказался и похож, и не похож на родных, отечественных. Он говорил о природе национального юмора, не всегда понятной восточному славянскому собрату. Зато биография этого человека была понятна, ибо это действительно, а не на словах биография, состоящая из реально пережитых надежд и их крушения, из свинцовых «объятий» режима, которые удалось разорвать, ничего в себе не сломав, но все запомнив. Ощущение интеллигентской общности с пражским гостем: и в едином позоре, и в чувстве национального стыда за 1968 год, и в совместно прожитой театральной «оттепели» (во МХАТе в 60-е шла его пьеса «Третья сестра», а в студенческом театре МГУ Ролан Быков ставил пьесу «Такая любовь», где главную роль сыграла студентка Ия Саввина) — такое ощущение возникло при беседе с Когоутом даже у тех, кто знает обо всем этом только из учебников.

Ия Саввина, не занятая в «Нулях», тоже была на этой встрече. И конечно, Олег Табаков, у которого с Когоутом — свое, личное прошлое. В годы, когда драматургу было велено молчать, переводчик Владимир Савицкий, Олег Ефремов и Олег Табаков пытались заступиться за его пьесы. В 1979 году Ефремов, будучи в Вене, где Когоут в то время работал в Бургтеатре, тайно встретился с ним. Ефремов тогда пообещал, что в случае почти невозможного, то есть падения коммунистического режима, обязательно поставит новую пьесу Когоута. Это обещание и выполнил теперь Табаков. «Нули» написаны в 1998 году и посвящены всем прелестям «перестройки» (это — если у нас) или «бархатной революции» (это — у них).

Тема — внезапно обретенная свобода, которой далеко не каждый в состоянии достойно распорядиться. Форма пьесы нескрываемо взята из горьковского «На дне». А название имеет двойной смысл: и «очко», и низшая ступень социальной иерархии. Общественный сортир — чем не «дно», если к тому же на нем оседают представители разных слоев населения, одинаково взрытых наступлением давно позабытого капитализма? В центре — Ярослав, которого играет Сергей Юрский. Бывший юрист, еще в коммунистические времена за какой-то пустяковый проступок лишившийся права на работу, стал служителем уборной. Благодаря остаткам интеллекта, он даже в этой деятельности находит свою, вполне человеческую философию. Вверху, над скопищем писсуаров, унитазов и раковин (художник — Давид Боровский), тем временем проносятся исторические ураганы. И с наступлением демократии сортир преображается. «Угар нэпа» и явление добродушной, практичной Анны (ее играет Наталья Тенякова) производят в отхожем месте евроремонт, рождение дочернего предприятия по выращиванию шампиньонов и открытие ночлежного «отеля» на месте бывшего сопредельного бункера для партийных лидеров. В эту «Землю обетованную» (рязановское сочинение на тему жертв «перестройки» вспоминается с ходу) стекаются жертвы «бархатной революции». Здесь и хрупкая, непрактичная «графиня» (Татьяна Лаврова), и два «голубых» служителя культа (Дмитрий Брусникин и Андрей Ильин), и вечно не публикующийся поэт (Виктор Сергачев), и работница морга (Марина Голуб)… Одним словом, Ноев ковчег, как было и у Максима Горького. Однако без горьковских трагических глубин. 

Есть в спектакле и вечный нищий (Валерий Хлевинский), который на свежем воздухе свободы взращивает мощный и доходный синдикат попрошаек (см. Б. Брехт, «Трехгрошовая опера»). Обитатели сортира живут доброй и милой коммуной. Но счастье их недолго. Драконья пасть нового общества, где все можно, но никто ни за кого не отвечает, поглощает одного за другим. Графиня становится жертвой брачного афериста. Нищий потеснен нашествием «румынской мафии». Анна, любимая женщина Ярослава, оказывается в прошлом вынужденной стукачкой, а возведенное ею сортирное великолепие осквернено деньгами КГБ. 

Все, что происходит на мхатовской сцене в 2002 году, очень хорошо знакомо российским зрителям, пережившим ломку 90-х годов. Большинству из них знакомо и многое множество произведений, написанных, снятых и сыгранных в XX веке на те же темы. Ткань пьесы вся сшита из этих лоскутов и напоминает удачный капустник (однако слишком длинный). Здесь всего — по чуть-чуть, и все вместе как-то уютно, не болезненно, не слишком всерьез. Отдельные реплики, диалоги и актерские волеизъявления вызывают искреннее сопереживание. Однако целое остается общим местом.

Замечательным артистам обидно не хватает того объема для высказывания, которого они достойны. Особенно блистательному трио Юрский — Тенякова — Лаврова. Для них-то эти роли наверняка больше, чем роли. У них есть собственными жизнями выстраданное право говорить со сцены от первого лица: и о подлой несвободе, и о вынужденном рабстве духа, и о сознательном аутсайдерстве, и, наконец, о зверином прикусе свободы новой. Впрочем, каждый из них уже не раз об этом высказался: и в замечательных книгах, и в талантливо сыгранных ролях — пусть даже в облике героев классического репертуара.