Пресса

Женщина на грани нервного срыва

«Кукольный дом» Ибсена на сцене Театра им. Маяковского

Почему так волнует история этой женщины? Артистки бредят этой ролью и добиваются ее к своим бенефисам и юбилеям? Нору Хельмер — маленькую белочку, скачущую в «кукольном домике» безмятежного семейного счастья с конца позапрошлого века, — играет сегодня Евгения Симонова в спектакле Театра имени Маяковского, который по драме Генрика Ибсена поставил Леонид Хейфец. Рождественские подарки, елка, дети, любящий муж — этот мир в одночасье рушится у нас на глазах. В театре интереснее всего именно это — внезапный поворот и слом судьбы, крушение жизни, летящей с откоса под бравурные звуки итальянской тарантеллы. Кажется, еще со времен великой Комиссаржевской этот веселый танец стал в истории отечественной сцены чем-то вроде гимна грядущей эмансипации. 

У каждого времени была своя Нора. Кто-то играл ее жертвой обстоятельств и мужского эгоизма, а кто-то — гордой воительницей за женское достоинство. Но все танцевали тарантеллу. Это был главный номер программы, как для Кармен — хабанера, а для балерины — 32 фуэте в черном акте «Лебединого озера».

Евгения Симонова тарантеллу почти не танцует, легкими жестами она скорее намекает на нее. Ни актрисе, ни режиссеру не хочется отвлекаться от главного: от женщины, заглянувшей в бездну. Что она при этом делает, не так уж и важно. Кокетничает ли с мужем, ведет переговоры с кредитором или договаривается со служанкой об ужине — все это частности, на которых можно не задерживаться. Главное — горящие глаза, срывающийся голос, губы, силящиеся изобразить улыбку. Актриса играет размашисто, на крупных планах, которые, кажется, видны с последнего ряда галерки. Ее Нора — типичная «женщина на грани нервного срыва», как удачно определил это перманентное женское состояние Педро Альмодовар. «Я хочу много денег», — эта реплика традиционно является ключевой для понимания внутреннего состояния Норы. В спектакле Театра Маяковского деньги или отсутствие таковых — важная пружина драмы, но все-таки не главная. Главное — это любовь, точнее, ее руины, среди которых будет метаться несчастная Нора до тех пор, пока не поймет, что от ее кукольного счастья ничего не осталось, кроме просроченных векселей.

И откроет ей на это глаза не шантаж Крогстада (в неожиданном и очень драматичном исполнении Эммануила Виторгана), не предательство мужа Торвальда (превосходная работа Игоря Костолевского), но ее давняя подруга фру Линне. У Ибсена это роль второго плана, вспомогательная во всех смыслах. Но Алла Балтер в своих двух сценах играет то, что до нее никто не играл, — возвращение самой Норы в свой дом спустя много лет. Глядя на эту женщину, понимаешь, что она побывала в аду, но вернулась оттуда несломленной, хотя и очень усталой. Нора вслушивается в исповедь фру Линне, любуется ее прекрасным, залитым слезами лицом и в ужасе сознает, что это и есть ее судьба: стать одинокой, бесприютной странницей в чем-то сером, пришедшей ниоткуда, чтобы потом уйти в никуда.

Мало кому удавалось убедительно сыграть уход Норы от мужа и детей. У Ибсена здесь на сегодняшний слух слишком много риторики и слишком мало психологии. Но в одном он был прав, и это лучше всего удалось создателям спектакля: настоящая женщина в любви, как и в нелюбви, идет до конца. Именно так поступает Нора Евгении Симоновой. Актриса за нее не извиняется (все-таки по сюжету остаются брошенными муж и дети) и не оправдывает ее обычной женской истерикой. Она гордится своей маленькой Норой, она ею восхищена. Как и зрители, готовые простить героине, что она так и не станцевала тарантеллу.
Нина Агишева«Московские новости»25.01.2000

Уважаемый пользователь!
Сайт нашего театра использует cookie-файлы для улучшения своей работы и опыта взаимодействия с ним.
Продолжая использовать этот сайт, Вы соглашаетесь с использованием cookie-файлов.

Согласен

×